 |
 |
 |  | Выявить её тайну, её пикантное извращение или её сценический приём - кто её знает? - было не так уж сложно. Тут ему помог случай, тянущаяся ещё с подростковых лет - и ввиду извечной сексуальной неудовлетворённости проявляющая себя до сих пор - склонность к подсматриванию за дивными девушками в их раздевалках. Вмешаться же в процесс функционирования небольшого симпатичного устройства меж её ножек было и того проще - хватило обрывочных познаний в радиотехнике. |  |  |
|
 |
 |
 |  | Потом он спросил меня какая роль мне нравится, я сказал что наверное пассивная, он сказал что здорово и перевернув меня на живот раздвинул попку и стал вылизывать дырочку. Это было очень классно и я стал тихо постанывать. Через некоторое время он предложил мне поласкать его. Олег лег на спину и я стал осторожно облизывать его член. Он был небольшой но с довольно толстой головкой. Сначала сосать я не решался и просто его облизывал, водя язычком по головке но по мере того как привык мне стало это нравиться и я взял его толстую головку в рот и стал сосать, одновременно вылизывая языком. В голове были примерно такие мысли " я сосу мужской член, я по настоящему сосу, как девушка и скоро меня будут трахать в попку". Я был очень возбужден. Через некоторое время он неожиданно убрал мою голову и стал кончать, потом расслабился. Я лег рядом, он сказал что ему надо отдохнуть и что он хочет чтобы я пока расширил себе дырочку. |  |  |
|
 |
 |
 |  | Панда, сломя голову, понесся в сторону домика дежурного. Наконец вдали заблестел свет окошка. Зун замедлил свой шаг. На всякий случай. Тихо подошел к окну дежурного, из-за которого раздавалось нечеловеческое пыхтение. Заглянув в него, панда увидел другую панду, которая по идее должна быть его самкой, под толстым дежурным. На стороже были сняты брюки, и он делал то, что Зун сегодня уже видел раза три. |  |  |
|
 |
 |
 |  | Он нежно и горячо начал покрывать ее лицо, шею поцелуями, покусывая мочки ушей. Находясь в такой прострации, она тоже вела сама с собой разговор. Разум и псевдо-порядочность советской женщины, были возмущенны до крайней степени, поступком сына, но тело, сердце, шептали ей другое. Если ты сейчас его отстранишь и устроишь скандал, ты его потеряешь, и уже у вас с ним никогда не будет той близости и искренности, и доверия. Неужели тебе не льстит его первая, чистая и искренняя любовь к тебе, или может быть твой муж тебя любит или любовник твой?! Или может быть, ты хочешь, что бы твой сын, сам стал таким убогим?! А Ты сама, когда ласкала себя, не мечтала об этом?! Это фантазии!!! Отчаянно пищал разум. Фантазии и желания надо воплощать в реалии, ответило тело, тем более он же тебя любит, добавило сердце. |  |  |
|
|
Рассказ №0508
Название:
Автор:
Категории:
Dата опубликования: Пятница, 19/04/2002
Прочитано раз: 34277 (за неделю: 0)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Она любила субботние дни. За то, что Хозяин никуда не торопился и уделял ей почти все свое внимание. Утром, зайдя с улицы, она забиралась к нему в постель. Он, как всегда, прогонял ее на ковер, но делал это совсем не строго, так что, повозившись, она отвоевывала себе место в его ногах и лежала там, свернувшись калачиком, пока он не вставал завтракать. Тогда она бежала за ним следом на кухню и с удовольствием поглощала свою долю субботнего пира - свежую сырую рыбу и молоко. Хозяин не признавал ко..."
Страницы: [ 1 ]
Она любила субботние дни. За то, что Хозяин никуда не торопился и уделял ей почти все свое внимание. Утром, зайдя с улицы, она забиралась к нему в постель. Он, как всегда, прогонял ее на ковер, но делал это совсем не строго, так что, повозившись, она отвоевывала себе место в его ногах и лежала там, свернувшись калачиком, пока он не вставал завтракать. Тогда она бежала за ним следом на кухню и с удовольствием поглощала свою долю субботнего пира - свежую сырую рыбу и молоко. Хозяин не признавал консервов, да и она их, признаться, недолюбливала.
Наевшись, она сладко засыпала и в полудреме следила за тем, как хозяин живет в ее пространстве. Их обоих раздражали телефонные звонки, но, увы, Хозяин был еще недостаточно стар, чтобы телефон замолчал совсем. У него оставались еще друзья, которых он старался не принимать дома, но милостиво встречал по телефону. Она всегда ложилась подальше от телефона, полагая эту черную штуку своим главным врагом. Однажды она даже попыталась сбросить его на пол, но старая пластмасса только крякнула в ответ, после чего звонок сделался еще пронзительнее.
Она спала весь день. Перемещалась по ковру вслед за солнечным горчичником и вставала, потягиваясь, только когда таял последний пыльный луч. Это означало, что начинается вечер.
Хозяин разжигал камин и садился в старое плюшевое кресло. Она, прижимаясь щекой к его пледу, просилась на руки. Он делал вид, что сердится, но, задумавшись, сам не замечал, как она оказывалась у него на коленях. В камине разгоралось пламя, и по стенам начинался карнавал теней. Угловатая тень Хозяина и Ее грациозный силуэт, отступив в дальний угол, наблюдали за балом, вслушиваясь в невидимую музыку. Оглушительно тикали часы.
А потом начиналось чудо, которое она полагала главным праздником своего нехитрого существования. Хозяин начинал говорить. Неопрятный старик в поношенном халате, брюзгливый и вечно хворающий, превращался в драгоценный сосуд, хранилище Голоса. Как он говорил! За каждым его словом таились предметы, запахи, желания. Он брал пыльный альбом своих воспоминаний и прикасался к нему Голосом, как колдовским посохом. И из ничего, из пожелтевшего мусора, рождались истории, одна другой краше. И она, бессловесная тварь, однажды пришедшая в этот дом из жалости к чужому одиночеству, теперь сама была воплощением одиночества, слушая Голос, поющий о прошлых страстях. То, чего так не хватало на ее помойках - чистота, добро и нежность - жило в его рассказах естественно, как воздух. То немногое, чего она не понимала, не мешало ей чувствовать каждую ноту его молчаливого ноктюрна.
Рассказывая, он молодел. Будто из-под написанного маслом мрачного портрета вдруг проглядывал его первый карандашный набросок - стремительный полет бровей, курносое самодовольство и твердо сжатые губы будущего кавалерийского офицера. Она боготворила его таким - мальчишкой, не потерявшим ни одной веснушки в войнах с собственной судьбой.
Он всегда рассказывал об одной женщине. Похоже, других для него просто не существовало.
Она не любила разговоров об этой, единственной, и шершавыми ласками останавливала их, как могла. Иногда он уступал, и в свете угасающего камина можно было разглядеть странную игру двух силуэтов - большого и маленького. Иногда прогонял ее с колен, а то и вовсе на улицу. Ведь он, как мы помним, был старым, брюзгливым и - чего греха таить - сумасшедшим стариком.
Иногда его милость простиралась до попытки придумать ей имя. Но кошачьи имена не шли к ее смышленым глазкам, а человеческих она, по его разумению, не заслуживала.
Каким бы долгим не бывал вечер, он всегда заканчивался раньше срока. Старик, кряхтя, укладывался в постель, а она, нехотя одевшись и встав на ноги, уходила домой. Воскресенье полагалось проводить с мужем и детьми, а с понедельника она, как все, ходила на службу.
Придя домой, она нервно пила валерьянку, шепча неизменный тост за то, чтобы Хозяин дожил до следующей субботы.
© Mr. Kiss, Сто осколков одного чувства, 1998-1999гг
Страницы: [ 1 ]
Читать также:»
»
»
»
|