Рассказ №0981 (страница 4)

     Я начал, как умел, завоевывать свое место в доме. Стал подметать, мыть посуду, убираться. Попробовал даже что-то приготовить к его приходу из того, что нашел в холодильнике. Павел каждый раз поощряюще трепал меня по загривку, но тем все и ограничивалось. Как-то спросил его, может смогу чем-нибудь помочь на его работе? Он внимательно на меня глянул: - А что ты умеешь? Учиться тебе надо! - Прав он, конечно. Не вечно же с тряпкой по его квартире бегать. Да и не мужское это дело. Но бесило не осознание своей бесполезности для него, а совершенно непонятный мой статус. Если решил усыновить, то так и скажи, да еще спроси, хочу ли я? Если я здесь на правах равного, то на каких условиях и насколько, что должен делать и как вносить свой вклад? Но все сильнее я понимал, что сам больше всего стремлюсь к одной роли - любить и быть любимым. Моя жизнь подсказывала мне лишь один способ, как это сделать. Других я не знал. Чтобы принадлежать ему безраздельно, доставлять ему наслаждение, заставить нуждаться во мне. Чтобы не прятать счастливых, влюбленных глаз при взгляде на него.
     Чтобы с ужасом не смотреть, один ли он входит в квартиру или привел кого-нибудь себе на ночь. Он должен быть моим и принадлежать только мне. Господи, я же рассуждаю как настоящая баба. Еще не хватало зареветь.
     В субботу вечером, когда я мылся в ванной, вошел Павел. Я замер от неожиданности и от проснувшихся надежд. Он молча повернул меня к себе спиной, нагнул, намылил мочалку и тщательно вымыл спину, ягодицы, бока. Каждое его движение отзывалось во мне волной наслаждения и желания. Я был весь одной сплошной эрогенной зоной. Уже мозги съехали набекрень и я "поехал". Уже пошла знакомая мелкая дрожь и напряглась плоть. Уже в ожидании застыло тело. И вдруг, как ушат холодной воды: - Остальное домоешь сам! - Павел бросил мочалку в ванну и вышел.
     И я не выдержал. Я упал на дно ванны и заплакал, как маленький несчастный ребенок, уверенный, что никто на свете его не любит и никому он не нужен. Я пытался сдержать себя, но слезы лились в три ручья. Я трясся в нескончаемых рыданиях, проклиная и себя, и свою судьбу, и Павла с его осточертевшей заботой. Пусть все катиться к чертовой матери. Жил же я до сих пор и без Павла и дальше проживу. А подачек мне не надо, пусть котенка на улице подберет...
     - Что с тобой? - Павел уставился на мои красные от слез глаза. Я не ответил и прошел в свою комнату. Я разобрал кровать и лег, отвернувшись к стене. Он тихо вошел, сел сзади, положил руку на мою спину: - Что случилось, Гоша? - Я дернул плечом, сбрасывая его руку. Он помолчал. - Я чем-нибудь тебя обидел? Тебе у меня плохо? Ты сыт, одет, у тебя своя комната, я тебя ничем не ограничиваю! Я понимаю, что сразу нам сжиться нелегко, но все придет. Мы привыкнем друг к другу. Не гони лошадей, дружок
     Господи, о чем он! Да как же объяснить этой каменной глыбе, что мне нужно хоть немного тепла. Нет, вру! Много тепла. Обнимающего и обволакивающего душу и тело, чтобы раствориться в нем и любить, любить, даря себя в ответ.
     - Уйду я, Паша! Не могу я здесь! - Повисло долгое тяжелое молчание. Потом он тихо сказал:
     - Я не могу тебя удержать. Я привык к тебе, ты мне как младший брат. Но я знаю, ты другой и тебе нужно другое. Я хотел бы быть нежнее к тебе, но ты захочешь того, чего я дать тебе не смогу. А без этого для тебя все останется пресным, бесцветным и ненастоящим. Уходи, не будем мучить друг друга. - Он встал и вышел из спальни
     Утром я ушел. Поиск пригодного для ночлега места не дал результатов. Пришлось идти на поклон к Учителю. Тот обещал больше ко мне не приставать, но по его похотливому взгляду было понятно, что сдерживаться долго он не будет. Черт с ним. Как-нибудь все разрешиться. Было на все наплевать. Опять вернулись старые заботы о хлебе насущном. Опять вернулась беготня от ментов и разгрузки машин на рынке. Потихоньку возвращались старые навыки
     "бомжа". Возвращалась и старая жизнь, с ее грязью и скверной. И еще была тоска. Огромная, изнуряющая, грызущая все мое нутро. Сердце осталось там, с Павлом. Я ничего не мог с собой поделать. Я не знал, как выдрать ее из себя. Она сжигала мою душу, безжалостно гнала туда, в кафе, где он каждый день бывал. Но я знал, что потом будет еще тяжелее.
     Учитель, конечно, все врал. Уже на следующую ночь он подполз ко мне, начал гладить, ласкать, а потом долго терзал мою плоть жадным ртом. Я лежал, сжав зубы и еле сдерживаясь, чтобы не дать ему в морду. И все же это было меньшим мучением, чем мое состояние там, у Павла.
     Дни потянулись один за другим. Мне стало совсем плохо. Я кидался на людей, грубил, цеплялся. Все валилось из рук. Пару раз схватился с ментами, за что был поглажен дубинкой. Наехал на "черных" на рынке, и был изгнан оттуда, лишившись последнего заработка. Начал поглядывать на туалет, где малолетки бойко торговали немудреными услугами. Ну, до такого я еще не докатился, но жрать было уже нечего.
     Как-то вечером я шлялся по городу, и ноги сами собой занесли меня к знакомому дому. Я долго стоял и пялился на его окна. Наверное, он сейчас дома, смотрит телевизор. Конечно, хорошо было там. Но ничего не вернуть. Я не мог довольствоваться его сдержанной заботой о себе. Я слишком его любил. Но и мучить друг друга тоже нельзя, в этом он прав. Я вздохнул и пошел прочь.
     - Гоша! - Павел стоял метрах в пяти от меня. Я знал, что мне не надо на него глядеть. Нам нельзя встречаться и говорить. Надо хоть немного пожалеть себя. Я этого больше не перенесу. Но я стоял и пялил на него глаза и ничего не мог с собой поделать.
     - Я тебя давно ищу! - Он медленно, словно боясь меня упустить, шел ко мне. - Не уходи! - Теперь я видел, как он изменился: щеки ввалились, обострился нос, глаза горели лихорадочным блеском. - Мне плохо без тебя. Я просто без тебя не могу. - Он, не отрываясь, глядел на меня. Его руки обхватили мою голову и прижали к груди. Потом ласково, как ребенка он взял меня на руки и понес домой. Я не сопротивлялся. Я обхватил его шею руками и завороженно глядел в его глаза. Как долго я их не видел!
     Какое нелепое зрелище, когда мужик несет на руках здорового пятнадцатилетнего парня. Но нам было глубоко плевать на весь мир. Это было священодействие, и обряд соблюдался обеими сторонами истово и строго. Без дурацких улыбок и ненужных слов. Мы все друг про друга знали, и каждый с тревогой ожидал кульминации ритуала.
     Он положил меня на диван, встал рядом на колени, взял мои руки в свои и прижал к своим щекам. Он прошептал: - Я люблю тебя, - и я благодарно кивнул. Он сказал: - Очень плохо, когда тебя нет рядом, - и я с удовольствием с ним согласился. Потом он сел на диван, положил мою голову к себе на колени и стал ласково и бережно гладить мои волосы.
     - Гоша! Я знаю, что тебе нужны в первую очередь любовь и тепло, и ни на какую жратву ты их никогда не променяешь. Все или ничего! Ты тоже мне очень дорог. Но я другой! Я не знаю, как нужно сделать, чтобы ты понял, как я тебя люблю. Я не умею так, как у вас принято. Я буду очень стараться, и, если ты мне поможешь, у нас все получится. Но, наверное, не сразу. Пойми это и будь мудрым.
     Господи, дурачок он, хоть и старше меня лет на десять! Да ты все сказал, что нужно, и этого достаточно, чтобы я любил тебя искренне и безоглядно. Ты заставил себя пойти на то, что было чуждо твоей натуре, ради меня, ради любви ко мне. И уже не важно, когда это случиться, но это будет, обязательно будет, на счастье нам обоим.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ]

Читать также: