Рассказ №20991

     Вернулись мы к вечеру. Встретил нас волкодав, - никакого радостного лая и виляния хвостом не было, он этого не умел, поскольку был не совсем собакой. Лишь по глазам было видно, что обрадовался.
     Дед оставил записку: "Ушел на катере в лесхоз. Буду через два дня". Я не задумывался тогда, но в его постоянных отлучках, оставлениях нас с тетей наедине, была какая-то запланированность что ли. Двумя годами раньше, по моему первому приезду, он редко покидал свои чертоги, - так по работе, иногда. Этим же летом его все время не было...
     Вечера, когда мы все вместе сидели при керосиновой лампе, можно пересчитать по пальцам. Дед скудно рассказывал нам с тетей о молодости, о гражданской войне - про народ империи, разделенный на белых, красных, желто-блакидных...
     Да, я совсем забыл упомянуть: в доме отсутствовало электричество. Была, правда, динамо-машина довоенного времени, но она гудела так, что летом предпочитали ее не включать. "Только зимой" , - сказала тетя, но по ее улыбке можно было догадается, что и это было крайне редко. Если только на Новый Год и Рождество.
     Про Сочельник и Святки, я узнал от деда, но так как до них было еще полгода, я быстро забыл. Вот такой неблагодарный слушатель. Сейчас понимаю - я не один такой. Старики бросают семена знаний в молодую поросль, отлично зная - всходов не дождутся, но они обязательно прорастут.
     Прочитав послание деда вслух, тетя пошла переодеваться. Шторы в свою комнату не задернула, но сказала:
     - Не подсматривай...
     Я честно выполнил ее повеление, взял книгу Бунина, что так и лежала на столе, подошел к окну.
     Мысли блуждали поверх строк. Перед глазами стояла обнаженная по пояс тетя и омывала водой грудь. Я даже не предполагал насколько, до мельчайших подробностей, все запомнил. Если бы я умел рисовать, миру бы явилась новая "купальщица". Я быстро перехотел быть таежником и теперь видел себя вторым Ренуаром.
     "Тетя, вытирающая ногу" , - так бы я назвал свою лучшую картину, если бы умел живописать, знал бы на то время полотна Пьера Огюста Ренуара и видел бы тетю полностью обнаженной.
     И все же, что-то такое - тяга к прекрасному, во мне зародилась, отдаваясь толчками в моем отличии от девочки. Да, вот так и не иначе. Я пытался представить нечто другое, но кроме мраморной Афродиты из энциклопедии ничего не вырисовывалось.
     Каменная баба, предмет моих былых мечтаний, сейчас мне не понравилась. Да простят меня великие древние ваятели, но тетя - коренастая, с маленькой грудью, стала для меня куда прекраснее шедевров античности. Тепло, которым она меня согрела в палатке, снова растеклось по всему телу.
     - Сейчас приберусь по хозяйству, курицу общиплю. Лапшу сварим, - вывела она меня из мечтаний. - Любишь лапшу?
     - Домашнюю? - спросил я, оборачиваюсь и прикрываясь книгой.
     - Конечно! Не вермишель же! Знаешь, в чугунке, да в Русской печи, - такая вкуснятина!
     Тетя была в новом, на стройное тело, халате без рукавов. Маленький отложной воротник облегал шею, пуговицы были все застегнуты. Кроме одной, самой верхней.
     - Я смотрю, ты опять зачитался! - улыбнулась она, застегивая и ее. - Ладно, я пошла в коровник. Если ты не слишком занят? Принеси мне ведро из-под молока.
     - Занят? . . Не сильно... принесу... - буркнул я, теребя в руках книгу на уровне оттопырившего штаны "отличия".
     - Горе ты мое! Тебя что, тоже доить надо два раза в день! - всплеснула она руками.
     - Не надо меня доить! Я не корова! - обидчиво выдал я.
     - А это? - она подошла и отняла у меня закрытую книгу. - Какой рассказ читал? Показывай!
     Я брякнул наугад: "Степа".
     Тетя даже не стала открывать книгу, видимо, она знала ее наизусть. Положив рассказы Бунина на стол, развернула меня к окну и резко стянула штаны.
     Обдав горячим дыханием, произнесла:
     - Соблазнитель...
     Ее рука огладило мое "отличие" , и оно доверительно легло в женскую ладонь.
     - Признавайся: обо мне думал? - шепнула она.
     Я молчал, начиная шумно дышать.
     - Сейчас уйду! - шепнула она мне в другое ухо.
     - Да...
     - Горе ты мое! Я тебе книгу, зачем дала?
     - Не знаю...
     - Про меня ты мысли брось. Хоть я тебе и дальняя-дальняя, но тетка. Не хватало, чтоб ты еще влюбился...
     Ее шепот растекался по моим жилам огнем. В преддверии взрыва, удовольствие от сердца опускалось ниже. Когда оно достигло пика, готово было выплеснуться, тетя зажала мое "отличие" двумя пальцами. Отток пошел вверх...
     - Обещай мне... - произнесла она.
     - Что? - изнывая от желания, произнес я.
     - Не влюбишься...
     Я еще не знал, что значит влюбиться. Может, кому показаться, что требование тети было глупым, по крайней мере, преждевременным, но все зависит от конкретного человека и на мой характер это сработало. Более того, предупреждение сделало мне установку на всю жизнь: дал слово - держи!
     В тот момент, я бы согласился, пообещал бы все, что угодно, но именно с него у меня по жизни начала выстраивается некая модель личностных отношений между мужчиной и женщиной, на неком табу не общества в целом, а меж мной и тетей. За что, остаюсь ей и сегодня благодарен.
     Я не влюбился, к тому же научился встраивать отношения с женщинами исходя не только из своих физиологических потребностей. И сегодня в них большую долю занимают воззрения второй половины меня, как целого - по-другому я не вижу интимных отношений.
     Я просто кивнул. Этого было достаточно.
     - И не будешь требовать от меня того, что я не могу тебе дать! - продолжила она, сделав несколько движений рукой.
     Я снова кивнул.
     Что тетя имела в виду под этим обещанием? Но, я согласился. Еще несколько движений ласковой руки по "отличию" и наш договор был скреплен моей росписью - белыми чернилами по женской ладони... Другой рукой, омывая "отличие" , тетя обтерла последние капли.
     Как было приятно ощущать мягкие подушечки ее пальцев на своем главном нервном окончании, но штаны вернулись на место и я услышал:
     - Обернешься, когда уйду. И про ведро не забудь. Обещал.
     - А чего ты не можешь дать? - спросил я, когда во мне улеглось возбуждение.
     - Себя! . . - резко ответила она.
     - Как это?!
     - Горе ты мое! Вот, как поймешь, так и нельзя!
     Дверь закрылась, я по-прежнему стоял лицом к окну. Тетя прошла по двору к коровнику. Увидев меня, она сложила губы в отчетливом повелении: "ведро принеси".
     "Себя" , - и как это? Поживем - увидим. С такой мыслью, я отправился выполнять обещание...
     В коровник, полосами, пробивался вечерний свет. Тетя поставила под корову ведро и села на низенькую табуретку. Ее руки огладили вымя, пальцы пробежались по дойкам, об железное дно, тонкой струйкой, ударила белая густота, запузырилась, запенилась. Снова пробежали по вымени пальцы, и снова струйка. По сараю распространился сладковатый запах парного молока.
     Я, не отрываясь, следил за ее руками. На секунду мне показалось, оглаживает тетя не коровье вымя, а мое отличие от девчонок. Когда она прикасалась ко мне, я не видел какие красивые у нее руки!
     Капелька пенистого молока брызнула тете на грудь, тонкая ткань намокла маленьким потеком возле соска. Она потерла грудь тыльной стороной ладони, - сосок ярко обрисовался. Под халатом ничего не было - тетя подняла взор.
     - Прям засмотрелся... Шел бы ты отсюда! Ведро принес и, давай, иди, играй...
     - Не хочу! - ответил я.
     - Учти, на сегодня наши игры окончены!
     - Какие?
     Тетя прыснула смехом.
     - Ну, иди... Корова не обихожена! Гусям-утям - дать надо? А ты тут, глазенки свои раскрыл - прямо слабость по телу пошла!
     - Я немножко постою? . .
     - Неси кружку... Хоть напою тебя, горе ты мое! . .
     Сбегав в дом, я подал тете полулитровую алюминиевую кружку. Она подставила ее под вымя - несколько нажимов пальцами и наполнилась.
     Растянув две самые нижние пуговки халата, тетя обтерла кружку подолом.
     - Пей, - проговорила она, пока я глазел на ее оголившиеся выше колена ноги. - Тебе полезно. Вон сколько уже сил потратил - восстанавливай.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать также: