 |
| |
| | Особенно Васеньке запомнилась ночь накануне Ивана Купалы, когда парни и девки жгли костры, искали цветы папоротника и купались нагишом. Баре, конечно, в этих обрядах не участвовали, но наблюдали с удовольствием. Именно тогда Васенькин петушок впервые встал, и он дрочил его как большой, в кулаке, и даже обмочил ладонь. Зрелище было впечатляющим. Толпа молодых крестьян прыгала голыми через костер, их члены и яйца прыгали, а тяжелые налитые груди тряслись и прыгали тоже, я потом парни и девки яростно совокуплялись на примятой траве и шли купаться. Луна светила вовсю, и Васенька ясно видел этот разгул плоти. Особенно запомнился молодой паренек, почти мальчик, который опрокинул девушку на спину, задрал ее ноги повыше и пронзал ее членом сверху вниз, приседая. "Стоит? - тогда спросил отец, - Тогда делай как я". Тятенька приспустил панталоны и обнажил могучий член. | | |
| |
|
| |
| | Постепенно я приблизил к ней свое лицо вплотную. От нее дурманяще пахло как тогда от руки мамы, когда я насосал ей груди. Мне захотелось ее попробовать. Было немного страшно, а вдруг тете это не понравится. Но я вспомнил как тетя Тамара лизала маме писю и маме это очень нравилось. Я вынул палец из писи, уперся руками в основание этих крacивыx ног, приблизил свое лицо вплотную к этому зовущему рту, coвepшeннo одурел от чудного запаха, исходящего из этого рта и... лизнул. Женщина вздрогнула, я лизнул еще, потом еще. На языке оказался солоноватый, но приятный привкус. Я прижался своим маленьким ртом к этому большому рту и стал лизать так, как лизала тетя Тамара моей маме. У меня кружилась голова от восторга. Вдруг под скатерть опустились тетины руки. Они легли сверху моих рук и раздвинули губы своего рта. Боже, какая прелестная картина открылась мне! Губы рта растворились как створки и открыли нежно-розовую раковину с уходящей во внутрь глубиной. Глубина манила. Розовая раковина блестела от дурманяще пахнущего сока. Я потянулся губами к этой прелестной раковине и впился в нее поцелуем. Я всем лицом прижался к раковине и лизал ее, лизал, лизал, пока женщина не задергалась и не вылила мне в рот возникший из глубины чуть горьковатый сок. У меня кружилась голова, я чувствовал себя как одурманенным. Я неистово стал совать свой язык в тaинствeннyю глубину, стараясь проникнуть как можно глубже. Я двигал языком вверх-вниз до тех пор, пока он у меня не онемел. Я опустился на попу и лег отдыхать. Надо мной были ноги. Мужские в брюках и женские с задранными подолами юбок. А где Анька? Я поднял голову и увидел, что Анка устроилась между ног в брюках и своими маленькими ручонками дрочит здоровый хуй, торчащий из брюк. Я встал на четвереньки и пополз к ним. Анька, закусив нижнюю губу, двумя руками дергала кожу здорового члена ввepx-вниз. Головка была синяя и блестела от натянутой кожицы. Посередине головки был маленький ротик. Все было как у меня, только больше и толстое. Анька, пыхтя, глянула на меня и кивнула на свою игрушку. Я приблизил лицо к члену и с удивлением отметил, что он ничем не пах. Мне захотелось лизнуть и его. Я встал на коленки рядом с Анькой, потянулся лицом к члену, зажатому в Анькиных руках, высунул язык и лизнул головку. Ничего! Я лизнул еще. Анька наклонила член чуть вниз и сунула мне его прямо в oткрытый рот. Головка вошла в рот только наполовину. Я стал ее сосать, стараясь проникнуть кончиком языка в отверстие. Я сосaл, а Анька дрочила. Вскоре член задepгaлcя, вырвался у меня изо рта и из его отверстия сверкнула струя белой жидкости, пролетев рядом с моей щекой. Потом еще, еще. Мы испугались. Анька отпрянула руками от члена и поползла между ног в обратную сторону, я бросился за ней. Мы выскочили из-под стола за спинами сидящих и бросились наутек в сад. Там мы зaбpaлись в кусты и отдышались. | | |
| |
|
| |
| | Так вот, я отвлеклась: запрыгиваю я (то есть залезаю аккуратно, но торопясь ужасно) в ванну в колготках, задёргиваю (плотно) занавеску, и только потом аккуратно стягиваю с себя колготки вместе с трусами, полные: ну, вы понимаете: Стараюсь даже в пределах ванны всё ЭТО не разнести, не разбрызгать (Никаких следов!) Всё это, лежащее теперь комком на дне ванны, тут же попадает под мощнейший поток воды из душа. Слава Богу, горячая вода тоже есть (на дворе - май, тепло, но воду ещё не успели отключить) . Секундой позже под этот же поток воды попадаю я сама. Поворачиваюсь под ним всеми частями тела, смываю с себя всю эту дрянь. Потом, через несколько секунд, опять мозг дает дельный совет: снимаю душ с крючка, на который он подвешен и поливаю себя во всех местах уже тщательней, вымывая всё и везде. Гигиена прежде всего! Хотя лучше бы этот самый мозг дал мне несколько часов назад совет - не жрать в этой гребанной заводской столовой, поголодать и потерпеть до дома (опять же книжками о пользе голодания все лотки забиты!) Не забываю - дезиком, дезиком вокруг себя. И прополаскиваю под струёй снятую одежду, чтобы как можно скорее весь этот ужас ушёл в сливное отверстие, чтобы ничем о себе не напоминал. | | |
| |
|
| |
| | У нас, за сенным сараем (дом, с нами и скотиной, был с одной стороны улицы, а сенной сарай - с другой) , сразу начиналось пшеничное поле. Озимые, по-моему. Во всяком случае, в конце июня она была уже убрана. И посреди этого поля (метров 500 от деревни) стояла скирдА соломы. Скирда, это, когда пшеницу убирают комбайном, остается солома - ее аккуратно складывают в огромный такой стог: скирду. Скирда, обычно монстрообразна: метров 20-25 в длину, высотой в два этажа, и снаружи напоминает большой сарай из соломы: такая же двускатная крыша, невысокие стены: Только окон нет. Чтобы внутри такой массы солома не гнила, скирду ставят на специальные кОзлы, т. е. внутри нее есть некоторое пустое пространство. Если сбоку скирды, аккуратно, как мышка, раскопать лаз в соломе, то можно попасть во вполне жилой и очень теплый дом. Комаров в скирде не бывает. | | |
| |
|
Рассказ №806 (страница 4)
Название:
Автор:
Категории: ,
Dата опубликования: Четверг, 02/05/2002
Прочитано раз: 167274 (за неделю: 468)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Почувствовав близость моего выстрела, Тина крепко обхватила мои ягодицы, не позволяя мне вынуть член ни на миллиметр. Оргазм чуть не свалил меня с ног. Перед глазами мельтешили цветные пятна. Дыхание остановилось, и я чувствовал как безостановочно, порцию за порцией перекачивает простата дремавшую сперму. Проглотив первые порции Тина с весёлым ужасом водила членом заливая семенем грудь и плечи. Дрожащая сосулька свисала с её подбородка. Губы, щеки, грудь, пальцы - всё было перемазано и залито, словно я пытался тушить небольшой очаг. Никогда мне не доводилось кончать так долго и так обильно...."
Страницы: [ ] [ ] [ ] [ 4 ] [ ] [ ] [ ]
Раздался шум поддержки.
Кто-то из наших пнул меня в ногу, в смысле: "давай, работай, - дамы хотят". И я сказал:
- Обычно говорят "я хочу выпить за:", но я хочу не только выпить. Я хочу поднять тост. Хочу сказать, потому что это мой способ передать то, что я чувствую. Именно способность переживать чувства, большие чем ощущения делает жизнь человека прекрасной и именно способность разделять чувства делает человека человеком. Я так сейчас считаю.
И сейчас я чувствую, что здесь нам рады и, может быть это первая ступенька новых прекрасных чувств, к которым человек вечно стремится. Так, что мой тост - за прекрасные чувства, которые нам суждено испытать в этой жизни.
Пауза, наполненная общим молчанием, лопнула чьим-то робким "а стихи?".
- Стихи будут такие: не слишком известные но, может быть просто соответствующие сегодняшнему настроению:
Чувства.
Они
Во мне -
Как огни,
Как с нег в снег,
В ветра вой.
Я - ветру - свой.
Ты - свет глаз.
Как газ
Неощутим покой.
В чувств токе тела нет.
Лишь слово.
Взгляд.
Свет.
Напряженной до мурашек кожей я чувствовал, как Тина вслушивается в эти слова, зная подлинный, главный их смысл, отзываясь, как отзывается струна, тронутая смычком. По взглядам и жестам тех, кто сидел передо мной я понял, когда она вошла, не в силах больше терпеть перепонку двери. Желая видеть.
Заглотил. Выдохнул. Схватил колбасу. Мне была, в общем-то, безразлична реакция остальных, потому что Тина уже обожгла моё ухо шепотом лукавого "браво!".
Ну, ты даёшь! - раздался возглас мордастой, сопровождаемый выразительным округлением глаз, - ведь, слова просто, а как пронимает! Ты ж талант!
Ага, - подключился Макс, - он однажды инструкцию к лекарству прочитал, так пол-зала рыдало! А вторые пол-зала - тошнило.
Дружный хохот вывел компанию в привычное русло.
Я сел на тумбочку и уступил Тине свое левое колено. Хотя, больше сесть было и некуда.
Полу-стакан водки лопнул в пустом желудке облаком блаженного тепла. Жуткий голод пригнул меня к тарелке. Тина, наблюдая, как в меня проваливается пища, многозначительно улыбалась.
Поддавшись канючащим интонациям хозяек, Валерка ритуально протёр свой футляр, с которым он будто дипкурьер, не расставался даже в сортире и извлёк гитару - баснословно дорогое детище какого-то папы Карло. Коснулся колков.
Вечер логично развивался.
Она успевала всё: болтать с подружками, придумывать небылицы о том, где она только что была, делать два комплекта бутербродов (для меня - вдвое толще), подпевать, перекидываться бумажками и бутылочными пробками, а главное - постоянно и бескомпромиссно чувственно прикасаться ко мне. Я же сидел молча, одеревенело трамбуя пищу в желудок, и бессмысленно-преданно-благодарно глядя на Тину. Только на неё.
Водка кончилась.
Сама массовость мероприятия препятствовала реализации его потаённых, но несомненных целей и народ воспользовался поводом.
- Все на волю. Дождь кончился. Проветриваем здесь. Тарелки с собой. Дайте сигаретку, кто-нибудь.
- Пойдём, там, наверное, хорошо, - предложила Тина.
Пахло почему-то ломаной помидорной ботвой.
Ботаническая свежесть вечера дала мне повод достать спортивную куртку, и, надев её, завернуть в полы заодно и Тину, нежно прикасаясь к ней, прижимая к себе, поглаживая незаметными глазу, но безошибочно ощущаемыми кожей движениями пальцев.
Потом, высвободив одну руку, я попытался нащупать в кармане куртки пачку предметов, купленных как сигареты. Наконец удалось вытянуть одну зубами. Настала очередь зажигалки. По двору уже плясали огоньки. Разбившись на пары и группы, народ исповедовал ритуал курения как способ общения.
Ловкие пальцы Тины перехватили сигарету
- Дай мне.
"Она курит!" - удивился я. Ответам моим мыслям прозвучало возмущенное: - "Где ты взял эту гадость?".
Через минуту она вернулась с початой пачкой благословенного "Ту".
- Прикури мне, милый.
"Поплывший" от нежной неожиданности такого обращения, я долго вертел сигарету, определяя нужный конец, насиловал колёсико зажигалки, забыв её принцип действия, короче - выглядел абсолютным болваном.
Нормальная (поправка на время, прим. автора) сигарета была квинтэссенцией духа блаженства, снизошедшего на меня. Жадно испепелив её на треть, я осознал ошибку, и потянул сигарету Тине: - Извини, увлёкся.
Она смотрела на меня с искорками беззвучного смеха в глазах.
- Какой ты хороший, милый. У тебя всё-всё, что ты чувствуешь - написано на лице вот-такенными буквищами. Ты ведь никогда не сможешь меня обмануть.
Сигарета веселым светляком металась в её руке.
Тина коснулась её губами и, чуть затянувшись, вернула: - "Докуривай".
- А ты?
- А мне хватит. Я это для того, чтобы ты, если вдруг захочешь меня поцеловать, не рванул бы зубы чистить.
Мы смеялись. Это были минуты бездумного счастья, когда всё кстати, недостатки невидимы и будущее ещё не задало свои неизбежные вопросы, начинающиеся словом "как?", пробуя на зуб наше "мы".
Потом я привлёк Тину к себе и проверил правильность её предположений, всё больше и больше увлекаясь.
Через пару минут нам стало ясно, что главный вопрос текущего момента - "где?".
Стало в крайней степени необходимо остаться одним. Совсем.
В каждой комнате, куда мы пытались сунуться в поисках убежища, уже происходило что-нибудь с чьим-нибудь участием. Во всех трёх общих палатах - спальнях продолжалась раздробившаяся вечеринка, у сдвинутого в сторону стола под хрип магнитофона попарно шевелились танцоры. Обиженные отсутствием партнеров лишние студентки горестно звенели посудой в хозблоке.
Тина выхватила из-под своей кровати небольшую сумку, что-то быстро туда сложила и вернулась в коридор.
- Пойдём, милый, - горячо прошептала она.
Торжественно, медленно и молча мы шли по пустынному неосвещенному посёлку. Временами я останавливался, подхватывал Тину на руки и нежно долго целовал. Так сохраняют огонь, давая ему достаточно пищи для жизни, но, не превращая в бушующее пламя. Тина осторожно останавливала меня, и вновь, молча увлекала в темноту.
- Посвети, - попросила она у лестницы, ведущей в вагончик-бытовку. Легко отыскала ключ, открыла и, отобрав у меня зажигалку, исчезла внутри.
- Подожди немного, - вновь повторила она, шутливо копируя интонации и позы нашей недавней незнакомости. Казалось, что эти воспоминания отстоят на полжизни, пусть это и были события сего дня.
Настала моя очередь озябнуть. Время скисло. Спутник полз между звезд с проворством асфальтоукладчика. Событий не было. В эти секунды мозг переключается на особую внутреннюю жизнь, в которой яркие пятна воспоминаний вытягивают гибкие щупальца фантазий. Сладостен миг первого живого воспоминания, когда тело ещё согласованно дополняет картину памяти эхом ощущений, когда острота ещё не стёрта наждаком повторений и свободна от допридуманного.
Полная тишина, незаметно воцарившаяся в бытовке, выудила меня из грёз. Окошко затеплилось живым светом.
- Тина! - позвал я, отворяя дверь.
- Аушки!?
Точность родного языка восхитительна. Я бы не взялся перевести, объяснить иноземцу, всю многослойную полноту этого произнесённого в полутьме короткого слова.
На топчане, застеленном чистой домашней простыней сидела, подобрав под себя колени, тонкая, странно-незнакомая Тина. Новое для меня тёмное шелковое платье мягко поблёскивало в метнувшемся свете толстенькой свечи, источавшей пряный аромат. Тонкие обнаженные руки порхали вокруг её головы, волнуя широким деревянным гребнем волосы.
Я встал на колени перед низким топчаном и, жадно обхватив Тину руками, прижался лицом к её груди. Руки прервали на миг порхание и ожили снова, предлагая игру. Интуитивно угадывая её изменчивые правила, я стал тихонько касаться губами обтянутых шелком коленей, плеч, лодыжек, запястий, её желанной груди, пока только сбоку и сверху, стараясь пока не задевать соски. Поцелуи становились всё продолжительнее и жарче, и вот уже её руки упали, выпустив гребень, накрыли горячими ладонями мои плечи, пробежали по шее и затылку. Тонкие пальцы окунулись в волосы. Наэлектризованный шелк, казалось, потрескивал вздыбленный твёрдыми бутонами сосков.
Страницы: [ ] [ ] [ ] [ 4 ] [ ] [ ] [ ]
Читать также:»
»
»
»
|
