Рассказ №1939 (страница 5)

Как-то теплым осенним вечером возлюбленный, пригласив О. на прогулку, привез ее в парк, где они никогда раньше не бывали. Некоторое время они неторопливо бродили по его тенистым аллеям, а потом долго, до наступления сумерек, лежали, прижавшись друг к другу, на чуть влажной траве лужайки и целовались. Возвращались они, когда уже совсем стемнело. У ворот парка их ждало такси. ..."

     Губы мужчины, нащупав в складках плоти заветный бугорок, размером с маленькую горошину, с жадностью приникли к нему. Быстрые дразнящие движения его языка, воспламеняли ее плоть. О. задыхалась, чувствуя как набухают клитор и соски, и едва слышно стонала. Ноги не держали ее больше. Рене, заметив, что она оседает в его руках, осторожно положил ее на кровать и начал целовать. Второй мужчина, подхватив О., приподнял и раздвинул ее ноги. Она ягодицами почувствовала нетерпеливое подергивание возбужденного пениса. Он грубо и весомо вошел в нее, потом еще и еще... Потрясение было настолько сильным, что О. закричала. Крик рвался из нее при каждом новом толчке. Рене, впившись в ее губы долгим сладостным поцелуем, пытался заглушить его.
     Кончилось все так же резко и внезапно, как и началось. Мужчина издал протяжный громкий стон и, точно пронзенный молнией, упал на пол. Рене освободил О. руки, приподнял ее и уложил под одеяло. Потом он помог приятелю подняться и они вдвоем направились к выходу.
     О. вдруг с ужасом поняла, что возлюбленный, конечно, бросит ее. Она для него теперь никто, мразь, ничтожество. Еще бы - она стонала от ласки какого-то совершенно незнакомого ей человека так, как никогда не стонала от ласки того, кто был ее возлюбленным. Она так кричала... Ей это так нравилось... Теперь все кончено. Если Рене больше не придет, винить ей придется только себя.
     Но Рене не ушел. Закрыв за приятелем дверь, он вернулся к кровати и забрался к ней под одеяло... Овладевал он ею медленно, уверенно, стараясь не сбиться с ритма, и О., теплая, влажная, благодарно принимала его. Потом он обнял ее и сказал:
     - Я люблю тебя, О. И именно поэтому велю слугам нещадно пороть тебя. Как-нибудь я приду посмотреть на это.
     О. лежала молча, не зная что ответить. Вот он, ее возлюбленный, рядом, такой же близкий и родной, также смешно раскинувшийся на кровати, как тогда, в той комнате с низким серым потолком, где они когда-то жили, на той большой из красного дерева кровати, с набалдашниками на стыках, но без балдахина.
     Рене всегда спал на левом боку и, когда бы не просыпался - утром или ночью - он всегда первым делом протягивал руку к ее ногам. Поэтому она никогда на ночь не одевала пижаму. Он не изменил себе и на этот раз. Она взяла его ладонь и поцеловала ее. О. хотелось о многом расспросить возлюбленного, но она не осмеливалась. Словно прочитав ее мысли, он заговорил сам.
     Сначала он поведал ей, что отныне ею и ее телом будут распоряжаться наравне с ним и другие члены собирающегося в этом замке достопочтенного общества, многих из которых он не знал и сам. Но судьбу ее определяет только он - Рене, он один и никто другой. Даже если ею воспользуются другие, даже если он на какое-то время покинет замок, потому что тогда он мысленно будет с ней, с ее болью и радостью. И он будет получать наслаждение уже от одной только мысли, что это ради него она пошла на все это. Он напомнил О., что она должна быть предельно покорной с мужчинами и принимать их с той же готовностью и нежностью, с какой принимает его. Она должна видеть в них его, единственного и любимого. Он будет властвовать над нею, как всевышний властвует над своими творениями. И чем чаще она, повинуясь ему, будет отдаваться другим, тем дороже и желаннее она для него станет. То, что она до такой степени послушна ему, служит для него доказательством ее любви. У него уже давно появилось желание, - зная, что она принадлежит ему - отдавать ее другим, совсем ненадолго, на время. И он чувствует, что это доставит ему даже большее наслаждение, чем он изначально полагал. Чем унизительнее с нею будут обращаться другие, тем ближе она будет ему.
     Сердце О. зашлось от счастья. Он любил ее, и она согласилась со всем, что он говорил. Видимо почувствовав состояние девушки, Рене сказал:
     - Я вижу твою любовь и покорность, но ты совершенно не представляешь себе, что ждет тебя здесь.
     О. готова была ответить, что она его рабыня и ради его любви примет любые муки, но он остановил ее.
     - Тебе уже сказали, что пока ты находишься в замке, тебе запрещено смотреть в лицо мужчинам и разговаривать с ними. Не забывай, что я один из них, поэтому по отношению ко мне тебе надлежит вести себя также. Ты должна быть молчаливой и покорной. Я люблю тебя. А теперь, встань. С этого момента в присутствии мужчин твои губы должны открываться только для ласки или крика.
     О. встала и направилась в ванную. Рене, положив под голову руки, остался лежать на кровати. От теплой воды многочисленные рубцы и царапины начали саднить. Она не стала вытираться полотенцем, а лишь слегка смахнула влагу на животе и ногах. Потом она причесалась, припудрилась, подкрасила губы и, опустив глаза, вернулась в комнату.
     Рене все так же лежал на кровати. Рядом, опустив глаза, молча стояла вошедшая минуту назад Жанна. Он велел ей одеть О. Белоснежная нижняя юбка, платье с лазурного цвета атласным корсажем, зеленые туфли без задников... Справившись с крючками корсета, Жанна принялась за его шнуровку. Длинный и очень жесткий, на китовом усе, корсет будил воспоминания о давно ушедших временах узких талий. К тому же такая конструкция позволяла женщинам приподнимать и поддерживать в выгодном положении грудь. По мере того, как корсет стягивался на теле, талия сильно сужалась, от чего зад женщины становился более заметным. Что, собственно, и требовалось. Удивительно, что этот внешне довольно нелепый предмет женского туалета, оказывался достаточно удобным, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении и позвоночник напрягался гораздо меньше.
     Потом пришла очередь платья. С ним мороки было меньше, и вскоре О. смотрела на себя в висевшее рядом с дверью в ванную комнату зеркало и видела тоненькую, утопающую в пышных складках лазурного атласа фигурку. Она казалась себе придворной дамой из далекого восемнадцатого века.
     Жанна протянула к ней руку, чтобы расправить складку на рукаве платья, и О. увидела, как заколыхалась грудь молодой женщины в желтых кружевах корсажа. Ей захотелось потрогать эти небольшие красивые перси с крупными бледно-коричневыми сосками.
     Но тут к ним подошел Рене и, приказав О. смотреть внимательно, повернулся к Жанне.
     - Подними платье, - сказал он.
     Жанна с готовностью повиновалась, обнажив золотистый живот, матовые бедра и черный треугольник лобка. Рене поднес к нему руку и запустил пальцы в жесткие курчавые волосы. Другой рукой он сильно сдавил правую грудь Жанны.
     - Специально, чтобы ты увидела, - сказал он, обращаясь к О.
     Она и так не сводила с них глаз. Она видела красивое улыбающееся лицо возлюбленного, ироничное выражение его глаз, следивших за движениями губ Жанны, за тоненькой едва заметной струйкой пота, стекающей по ее запрокинутой шее. Чем же она, О., отличается от этой молодой красивой женщины или от любой другой?
     О. прислонилась спиной к стене и безвольно опустила руки...
     Рене оставил Жанну и подошел к О. Он обнял ее и принялся целовать, называя при этом своей единственной, своей любовью, жизнью своей и повторяя, что любит ее. Рука, которой он ласкал ее грудь и шею, была влажной и пахла Жанной, но какое это имело значение? Он любил ее, ее одну. Прочь идиотские сомнения!
     - Я люблю тебя, - прошептала она ему в ухо. - Я люблю тебя.
     Она говорила так тихо, что он едва расслышал ее слова.
     - Я люблю тебя, - повторила она.
     Потом он ушел, убедившись, что ее лицо вновь приняло безмятежное и кроткое выражение.
     Жанна взяла О. за руку и вывела в коридор. Там, сидя на скамейке, их ждал мужчина-слуга. Одет он был также, как и Пьер, но в остальном был полной ему противоположностью - высокий, худой, черноволосый. Он встал и пошел чуть впереди них. Совсем скоро они оказались в небольшом светлом помещении, в одной из стен которого была сделана широкая дверь, закрытая сейчас толстой стальной решеткой. Охраняли ее двое слуг. У их ног сидели белые с рыжими подпалинами собаки.
     - Эта дверь ведет наружу, - совсем тихо прошептала Жанна, но шедший впереди слуга, видимо, услышал ее и резко обернулся. Жанна побледнела и, выпустив руку О., торопливо опустилась на колени прямо на выложенный черной мраморной плиткой пол.
     Охранники засмеялись. Один из них подошел к О. и велел ей следовать за ним. Он открыл какую-то дверь и исчез за ней. О. поспешила следом. Она вновь услышала у себя за спиной смех, звуки чьих-то шагов, потом дверь закрыли. Она так никогда и не узнала, что там дальше произошло. Наказали ли Жанну, и если да, то как, или же, бросившись на колени, ей удалось вымолить прощение у милосердного слуги...
     Потом, за время своего двухнедельного пребывания в замке, О. подметила, что хотя правилами поведения под угрозой сурового наказания женщинам предписывалось молчать в присутствии мужчин, они достаточно легко обходили этот запрет. Правда, как правило, это бывало днем во время трапезы и только тогда, когда рядом не было хозяев. В присутствии же слуг обитательницы замка позволяли себе некоторые вольности. Слуги никогда и ничего не приказывали, но не допускающая возражений, намеренная вежливость их просьб заставляла женщин беспрекословно подчиняться. К тому же у слуг, видимо, было принято наказывать нарушивших правила прямо на месте, не дожидаясь появления хозяев. О. трижды сама видела - один раз в коридоре, ведущем из библиотеки, и два раза в столовой - как пойманные за разговором девушки были немедленно брошены на пол и безжалостно избиты. После этого она поняла, что, вопреки сказанному ей в самый первый вечер, можно оказаться выпоротой и средь бела дня.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ]

Читать также в данной категории: