Рассказ №4839 (страница 6)

     Эсэсовцы, слушая откровения Тани, раз за разом выбегали в соседнюю комнату, где услужливые местные полицаи привели девок устроившихся в комендатуру на "работу", напоили их самогоном, и те обслуживали перевозбудившихся захватчиков. Понимая, что перед неминуемой смертью и желая хоть как-то облегчить свои мучения, Таня без утайки во всех подробностях рассказывала весь свой не такой уж богатый бабский стаж. И как ездила на областные сборы комсомольского актива в Смоленск и там съехавшиеся здоровые, молодые мужики и бабы чихать хотели на учения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина вместе взятых, пользуясь неожиданной свободой целыми днями пили водку и самогон и предавались групповому разврату. Особенно ей понравился разудалый комсорг с МТС с Вязьмы. У него был большой и толстый член и владел он им виртуозно, а еще у него были сильные и очень нежные руки, которые ласкали так, что вынести это Таня просто не могла. Она впервые у него взяла в ротик и бегала за ним как собачонка, но по окончании он уехал в свою Вязьму к жене и сыну, а Таня чуть не наложила на себя руки. Хорошо, что на собрании ее заприметил второй секретарь обкома, пригласил на дачу и там, в кругу ответственных товарищей прибывших на служебных авто с такими же соблазнительными девицами, как и она все веселились от души насыщаясь деликатесами, которые были на столе в избытке. Эти предвоенные годы были не очень зажиточными и жившую постоянно впроголодь Таню можно понять.
     Подавшись всеобщему настроению достатка, сытости, беспечности и вседозволенности, Таня напилась шампанского, вскочила с другой девушкой на стол, обнажилась и подбадриваемая присутствующими стала танцевать подрыгивая бедрами под звуки "Интернационала" доносившиеся с патефона. Глядя на молодую, пышущую здоровьем, очаровательную Таню, собравшиеся мужчины цокали языками, поглаживая усы, протирали запотевшее пенсне и что-то невнятное гундосили, вытирая с пьяных рож слюни (большинство приглашенных ответственных работников партийного и хозяйственного актива области были грузинами, евреями и литовцами) и представляли себе свой новый мир, который они строили светлым и радужным, ради которого не зря они столько убивали, мучили, насиловали и грабили, недалеких, тупоголовых, холуйски услужливых россиян. Но как говаривал классик "не долго музыка играла, не долго фраер танцевал", эта лексика хоть и была знакома большинству присутствующих, так, как в дореволюционном прошлом все они были обыкновенными уголовниками, но в новой, сытой, вольготной и безнаказанной жизни стала забываться. И возмездие пришло неожиданно. Полковник Гоцешвили, будучи начальником областного управления НКВД, прознав про бурное застолье, на даче второго секретаря обкома, на которое тот по неосмотрительности его забыл пригласить, посчитал себя уязвленным и затаил злобу. Донесла на второго секретаря его жена, которая, кстати и была любовницей кавказца. Осерчав не на шутку, Гоцешвили распорядился всех участников непристойной попойки арестовать и допросив в застенках НКВД судить. Вместе со вторым секретарем по сложившейся традиции, арестовали и его неверную жену. На открытом судебном процессе, который проходил в городском Доме культуры железнодорожников, они оба сознались в том, что оба работали на британскую разведку и получили задание по которому она используя свою женскую привлекательность должна была заманить в укромное место на правительственной даче для ответственных работников в Пицунде товарища Сталина, а он пользуясь беззащитностью Вождя должен был коварно убить Отца народов. Истошно вопя на весь зал, бывший второй секретарь просил трудящихся сурово покарать его и его жену за столь низменные намерения, коварную измену и двурушничество, выражал уверенность в том, что искоренив таких заклятых врагов трудового народа как он, Советское государство построит процветающее общество и добьется всеобщего благоденствия для народа, как учил Великий Ленин и учит Великий Сталин. Обвиняя, прилюдно, себя во всех смертных грехах, он надеялся, что Гоцешвили, выполнит данное им обещание и сохранит жизнь детям. После зачитки, очень мягкого по мнению собравшихся в зале тружеников, приговора 18 человек расстреляли во дворе тюрьмы вечером этого же дня, 12 дали по 25 лет лагерей и лишь 24 (в основном обслуживавшему банкет персоналу) дали по 10 лет, все по той же 58 статье УК РФССР. Расстрельная команда всех приговоренных раздела до гола. Мужчин выстроили в одну шеренгу у стены. Жену второго секретаря, даму с фигуристыми формами, заставили по очереди танцевать медленные, задушевные вальсы со всеми приговоренными, и когда у мужчины вставал пенис, его отводили в сторону и расстреливали "за блуд". Последним был муж. У него от страха и увиденного никак не вставал. Тогда жену заставили поласкать его и совершить с ним половой акт. И когда они соединились четыре пули пущенные с близкого расстояния из винтовок пробили их тела навылет. "Они померли в любви и согласии", - умилялись нквэдешники и страшно гордились своей задумкой. Гоцешвили сдержал свое слово, и детей второго секретаря отправили в детский дом на границе области, где они и скончались через год от голодухи и сыпного тифа.
     Из окна своего кабинета всю драму расстрела наблюдал Гоцешвили и Таня. Ее задержали со всеми вместе, но смазливая мордашка и точеная фигурка, ей оказали неоценимую услугу. На одном из допросов ее увидел Гоцешвили и прельстившись ее внешностью забрал ее к себе. Поставив ей условие, или найти двух раскованных подружек и составить ему компанию и его кавказским друзьям, или отдаст она Сибири лучшие годы совей жизни, и это в лучшем случае. Увиденное, во дворе, утвердило ее в необходимости тесного сотрудничества с органами. Смотавшись к себе в деревню, она поделилась своей безвыходной ситуацией Лене и Кате, и подружки пообещали ей содействие. В назначенный час они собрались в условленном месте. Ребята подъехали на большой, шикарной машине и поехали отдыхать на дачу к Гоцишвили. Девушкам нравились эти молодые, уверенные в себе парни. И хотя все они работали в органах, о которых ходили самые противоречивые слухи, вели себя они по джентельменски. Не жадились, и угощали девушек вином, конфетами и мороженным, любили их страстно, пылко и горячо. Покладистые и сговорчивые девушки тоже понравились ребятам, и Таня была прощена, став внештатным осведомителем органов. Постепенно Гоцешвили и его друзья охладели к Тане, и она стала выполнять деликатные поручения органов. Ее подкладывали в постель к ответственным работникам области и она на другой день исправно докладывала о чем те в порыве страсти говорили, о ком рассказывали анекдоты в предшествовавших близости застольях. Именно по заданию органов она и не эвакуировалась, а осталась в подполье. Допрашивая Таню Бичени понемногу проникался к ней внутренней симпатией, он даже любил как-то по особенному, эту красивую, по детски наивную и искреннюю девушку волею судьбы попавшую в такие замысловатые жизненные перипетии. Когда подошло время повешенья, на центральную базарную площадь деревни немцы и полицаи и согнали все население этой и соседних деревень. В центре стояли два высоких столба, и между ними была перекинута перекладина. Между столбов стояла грузовая машина, в кузове которой, аккурат под перекладиной, стояла табуретка. С перекладины свешивалась веревка заканчивающаяся зловещей петлей.
     Когда в горницу к Бичени ввели Таню в одной исподней рубахе, такую поразительно беззащитную и трогательно взволнованную, все в груди у него перевернулось. Он подвел ее к окну и показал взглядом в сторону приготовлений. Она взглянула на висильницу, смертельно побледнела и повалилась в руки Бичени без сознания. Дав команду позвать фельдшера, он перенес ее на лавку у стены. Лысый, грузный старичок фельдшер засуетился в своей медицинской сумке, нашел нашатырь, смочил ватку и поднес к лицу Тани. Она пришла в себя от резкого запаха, вскочила с лавки, со страхом оглядела всех вокруг и вся дрожа прижалась к Бичени, как бы ища у него защиты и не понимая, что это он еще вчера поздно вечером подписал ей смертный приговор. Он не удержался и погладил ее роскошные распущенные волосы, слегка приобнял за плечи и посадил на лавку. Она тут же вскочила и опять прижалась к нему с ужасом глядя на двух здоровенных автоматчиков которые пришли сопроводить ее на место казни и нерешительно топтались у двери ожидая указания офицера. Взглянув на Таню еще раз, Бичени резко встал, вышел в соседнюю комнату, где в одном исподнем валялись пьяные со вчерашнего дня, приведенные полицаями для услады эсэсовцев, девки. Взяв одну из них за руку, он, не взирая на ее протесты, втолкнул в комнату где ждали автоматчики.
     - Вот, она тебя выдала нам, - показал он на приведенную девушку. Таня с ужасом узнала Лизку, соседку по улице, которая тоже работала на подпольщиков. Но Лизка была комсоргом третьего отделения отряда партизан и не раз на собрании песочила Таню за банные мероприятия и говорила, что советская девушка должна блюсти свой моральный облик, что бы после войны не было стыдно односельчанам в глаза смотреть. Вот она заводит шашни только с немцами и то для того, что бы добыть для партизан у них ценную информацию. И вот эта Лизка еле стоит на ногах, пьяно ухмыляется, и это она ее предала.
     - Налей ей выпивки, пусть выпьет за твое здоровье, - твердо сказал Бичени, почти не коверкая русские слова. Поняв, что и от него защиты не будет и еще больше от этого задрожав, Таня подошла к бутылю с самогоном, сделав усилие над собой справилась с подступавшей истерикой, поднесла горлышко к граненому стакану стоящему на столе и дрожащими руками стала наливать мутный самогон в стакан проливая много мимо и противно стукая горлышком о края стакана.
     - Че, плескаешь мимо п: да непутевая, - пьяно заорала на нее Лизка.
     - Продукт надо беречь, - продолжила она, громко икнув.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]

Читать также в данной категории: