Рассказ №1124 (страница 2)

     
     V

     Не стоит описывать мое путешествие! Мой железный ослик, скрипя, визжа и охая на разные голоса, все же исправно довез меня до магазина и так же исправно вернул меня обратно. Но возвращение стоит описать особо! Нет, я не увидел на месте садового участка ни руин домика, ни пепелища вместо бани! Дымок ровным столбом шел из трубы, указывая на хорошую погоду в ближайшее время, все было в полном порядке, все стояло на своих местах, но весь этот пейзаж оживляло сошедшее с шеста и гуляющее по огороду пугало построенное дядькой в прошлом году для услаждения взора. Закрывание и открывание глаз положительно ничего не изменили в картине.
     Вдруг пугало схватило несколько поленьев и скрылось с ними в бане. Ничего пока не понимая, я прямо с авоськой ринулся за ним следом. Посреди баньки стояло пугало с дядькиного огорода и виновато смотрело на меня из-под старой шляпы глазами Саньки. Блеснув слезами, пугало произнесло, наконец: "Дим! Я знаешь?! Я нечаянно! Я не знал! Я упал! В ямку за забором". До меня начало доходить все произошедшее. Ямка за забором - это местная свалка, которую дожди периодически наполняют водой, отчего она превращается в маленькое зловонное болотце. Мой следопыт, исследуя окрестности, видимо съехал в эту "ямку" по скользкой после дождя глине. Несмотря на Санькин несчастный вид, я не смог сдержать себя и сел на пол с диким хохотом, осматривая его наряд. Моя старая куртка, которую я пожертвовал дядьке, только относительно скрывала грязное Санькино пузико. Неведомого происхождения штанишки явно говорили о том, что он остался совершенно голым, так как позволяли с точностью сказать, что трусиков на нем не было.
     Мой хохот, видимо стал последней каплей на пути к истерике, и пугало бросилось на меня с кулаками и начало без разбору молотить меня по рукам, которыми я закрывался, по спине, досталось и остальным частям тела.
     Немного придя в себя, я сгреб агрессора в охапку, и крепко прижал к себе. Через минуту Санька затих и только всхлипывал, глотая слезы обиды. Я же нежно гладил его по спине, слизывал с его глаз слезы: "Ну что ты! Что ты! Все это пустяки! Брось! Что это по сравнению с настоящим несчастьем?! Глупыш!".

     
     VI

     Но с одеждой надо было что-то делать! Мы принесли из предбанника большой тазик и, благо вода уже согрелась, замочили для начала футболку и трусы. Перед ним я поставил задачу по доставке холодной воды. А так как летний водопровод не работал в будний день, его путь лежал к общественной скважине в метрах двухстах от участка. Снабдив его тележкой и двумя ведрами, которые дядька называл бадьями, я проводил его в путь. Сам же принялся яростно отстирывать, как назло когда-то белое белье моего чудовища.
     Поскольку скорое возвращение Саньки с первыми двумя бадьями утвердило меня во мнении, что с водой проблем не будет, я ее не жалел, отполаскивая все как следует. Но когда очередь дошла до ветровки, я понял, что водонос исчез, вместе с ним исчезли ведра и, соответственно, значительно поубавились запасы воды. Долив оставшуюся холодную воду в бак для горячей воды, я подбросил в потухшую почти печку поленьев и развесив над печкой Санькины шмотки, отправился на поиски, готовый к любым неожиданностям.
     До скважины я почти бежал. В голове, как пчелы в улье, роились мысли, и что характерно, ни одна не добавляла мне оптимизма. Куда мое пугало могло попасть в этот раз?! После утреннего приключения я мог ожидать всего что угодно. Он мог нечаянно залезть на какую ни будь крышу и рухнуть оттуда, он мог нечаянно провалиться в печную трубу, он мог нечаянно просочиться в скважину диаметром двадцать с небольшим сантиметров, он мог, наконец, улететь со стаей птиц на юг! Короче, я в него верил! Этот пацан способен на все!
     Добежав до скважины и не встретив ни Саньки, ни тележки, ни ведер я потерял голову! Присел на камень у дорожки и несколько минут собирался с мыслями. Решив, наконец, повторить проделанный путь и постараться найти, хоть какие ни будь следы пребывания моего милого чудовища, я медленно побрел, озираясь по сторонам как партизан в занятой немцами деревне.
     На полпути удача улыбнулась мне! Я заметил колесо тележки, выглядывавшее из кустов возле чей то калитки. Взглянув за нее и не заметив никакого движения, я направился к садовому домику. На мой стук выглянула женщина и, нимало не удивившись, произнесла: "Ах, ты наверно за Сашенькой?! Проходи, пожалуйста!". Я прошел через небольшую кухню в комнатку и челюсть моя, еще недавно находившаяся на своем месте, отвалилась! По центру стола сидело мое Пугало и, уплетая варенье что-то "пропихивало" сидящему рядом мужчине, видимо владельцу сада. Спасли его от немедленной расправы, во-первых, моя воспитанность, во-вторых, тот факт что, увидев меня, он, по крайней мере, стыдливо опустил глаза.
     Его откровенно несло! Найдя благодарных слушателей, он, оказывается, изо всех сил рассказывал о своей сложной судьбе, которая мучила, мучила его и привела, в конце концов, в помойную яму. Правда, он не забывал при этом методично уничтожать предоставленное ему сердобольными хозяевами клубничное варенье и запивать его компотом.
     Вежливо отказавшись от предложенного чая, я предупредил Саньку, что может случиться с его попкой после съеденного варенья, и с опасением потрогал его живот. На что хозяйка ответила: "Рано ему еще про животик беспокоится! Вот нашему папе не мешало бы похудеть! Пора на диету!". При этом она похлопала мужа по пузу. Действительно, было очень похоже, что хозяин недавно проглотил целиком арбуз! Я смотрел на Саньку и кого-то он мне в этот момент сильно напоминал! Но когда на замечание хозяйки он с задумчивым видом произнес, крутя пальцем кухонный нож: "А может лучше аппендицит вырезать?!", я понял, что инопланетный Альф просто отдыхает.
     Под дружный хохот хозяев мы покинули гостеприимный домик. Весь путь до дома мы молчали. Санька с сопением тащил тележку, а я как конвой сопровождал его сзади готовый пресечь любые попытки свернуть в сторону.

     
     VII

     Банька была уже готова и к нашему приходу настоялась так, что и без воды брошенной на каменку дышала каракумским зноем.
     Видимо не выдержав моего недовольного ворчания, Санька прямиком направился туда. Быстро скинув с себя лохмотья, нырнул в парилку и, водрузившись на полок, затих и только сопение его было слышно даже сквозь бревенчатые стены.
     Как это всегда бывает со мной, чувство жалости вперемежку с нежностью начало наполнять меня и когда заполнило до краев я, бросив накрывать стол к ужину, нарочито медленной походкой направился к месту дислокации моего "Чудовища".
     В предбаннике я не спеша разделся и, прислушавшись, явно различил в тишине парилки его сопение иногда переходящее на что-то похожее на всхлипы. Без сомнений Санька, чья нервная система была подорвана дневными приключениями и моей строгой холодностью, хлюпал носом, спрятав его в перекрестье рук.
     То, что я увидел в парилке, полностью оправдало мои предположения. На полке лицом вниз лежал мой милый Санька и всхлипывал, сотрясаясь всем телом. Обида в нем видимо кипела нешуточная, поэтому моя рука положенная ему на плече была сброшена резким движением. На минуту задумавшись, я решил продолжить попытки. Раз на десятый Санька устал отбиваться движением тела и перевернулся, чтобы рукой дать знать насколько он меня ненавидит. Получился правда у него только какой то шлепок видимо силы напрочь его оставили. Надо было видеть его глаза! Его серо-голубые всегда смеющиеся глаза были полны боли и обиды, губы были сжаты так, что казалось вот-вот лопнут.
     Не знаю почему, но я вдруг улыбнулся ему, и улыбка эта замерла на моем лице, ожидая, когда костер, бушевавший в Санькиных глазах, начнет утихать. Прошло некоторое время, и вдруг его милая головушка оказалась у меня на груди, а руки сильно сжали меня поперек спины. Я сам не узнал свой голос, когда прошептал: "Я так люблю тебя Санька! Прости меня дурака малыш, не обижайся! Просто я очень боюсь за тебя!"
     Я целовал его глаза и вздернутый озорной носик, а он, в который раз, снова затихал в моих объятиях, забыв обиды и горести. И опять возникло откуда-то состояние, предшествующее безумству. Дрожь двух прижатых друг к другу тел, два сердца готовые выскочить из груди и нежность, выдавливающая слезы из глаз.
     Я нежно подтолкнул Саньку на полок, и тот улегся на животик, не забыв между делом повилять своей нетронутой загаром попкой. Мои руки начали долгожданное путешествие по его телу. Едва касаясь, они наматывали метры от затылка до пяток, постоянно задерживаясь на привал между двух белеющих холмиков, а Санька извивался под этими прикосновениями и, во время привала, грациозно выпячивал попочку.
     Он сам предложил то, о чем я часто мечтал, то, что увидел недавно во сне, а после простынь пришлось отмывать, чтобы скрыть от мамы мои ночные "приключения".
     Являясь более "опытным" в подобного рода отношениях, я заранее купил в магазине "Казанова" гель как нельзя больше подходящий для того, чтобы у Саньки осталось как можно меньше плохих воспоминаний. И теперь большая часть его была помещена между прелестными холмиками, а мои пальцы нежно исследовали маленькую пещерку массируя и наполняя ее гелем. В висках у меня стучало отчасти от жары, но больше от возбуждения, которое все больше охватывало меня. Но, боясь причинить нечаянную боль моему милому "Чудовищу", я сдерживал свое желание.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

Читать также в данной категории: