 |
 |
 |  | Моя любовь к матери умерла через девять лет после ее смерти. Грязной весной 198- я ощущал лишь стойкое чувство безразличия, едва мне случалось подумать о той, что наполняла мою жизнь в течение восемнадцати лет, а теперь погребенной под двухметровым слоем грунта. Я продолжал бывать на ее могиле, не испытывая во время этих безрадостных визитов ничего, кроме тупой боли и отвращения к смерти. Пара вялых тюльпанов на блестящей от капель дождя гробнице оставались символом моей тоски. Я обвинял себя в |  |  |
|
 |
 |
 |  | Анна внимательно осмотрелась вокруг. Ей нужно был пописать, она просто не могла больше терпеть, а до дома нужно было еще идти. Анна была одной из тех женщин, организм которых требует немедленно справлять малую нужду, как только она возникла. Если она пыталась сдерживаться, то это ей давалось с большим трудом и мучениями, и иногда, к ее величайшему раздражению, случалось мочиться прямо в трусики.
|  |  |
|
 |
 |
 |  | Тем временем Стас подал мне кляп в виде резинового шарика и двух крепких шнурков. Я недолго думая забрался на девушку и вставил его ей в рот крепко связав шнурки на затылке. А когда обернулся Стас уже стоял позади с длинной цепью и улыбался по весь рот. Ужасный человек. Я поднял клиентку на ноги и потащил к центру зала, Стас уже снял люстру с потолка и присобачивал у крепежу свои цепи. Не обращая внимания на сопротивление мы связали руки девушки цепью и Сасс перекинул другой ее конец через крюк на потолке. Изящное тело вытянулось стрункой, она еле еле дотягивалась пальчиками до пола. Пока стас привязывал цепь к батарее я начал гладить нашу жертву по телу наивно пологая что может быть хоть это поможет ей успокоиться... . Мои теплые ладони сжимают ее трепетную грудь, потом гладят животик и добравшись до ее святая святых между ножек останавливаются там чтобы задержаться на долго... |  |  |
|
 |
 |
 |  | В безликой комнате, где свет от неоновых вывесок меняет цветные слайды, я сниму с нее все, встану перед ней на колени и почувствую под своими губами ее теплые влажные губы, услышу ее стон, почувствую ее руки на своей голове. Через несколько минут она не может стоять, ее тело дрожит, мы падаем на кровать, где я продолжаю шептать ее клитору, как он прекрасен. Она почти кричит, она просит, она стонет: "Боже, боже, о господи!". Ни один священник ни в одной церкви не слышал более неистовые воззвания к богу, чем эти, по субботам, на окраине Бронкса. Я провожу пальцем по ее животу, сжимаю сосок, возвращаюсь к ее горячим бедрам, вхожу в нее одним пальцем, затем двумя, она кончает, я вижу ее глаза-как две огромные луны далекой вселенной. Мы лежим на липкой простыне, муха бьется в окно, вентилятор над головой мотает круги, не в силах поверить, что все закончилось. Она вертит сигарету в пальцах, как четки. Я прикуриваю ей, потом себе, чертыхаясь, что, как всегда, она не заметила, где выпала ее зажигалка. |  |  |
|
|
Рассказ №11889
|