Рассказ №9916

     Какой мудак придумал пустить по пригородному расписанию устаревшие купейные вагоны известно было одному только господу богу... Формально соблюдённое количество вагонов дачно-индустриального направления обладало вдвое меньшим количеством посадочных мест, и утренне-вечерние часы пик превратились для любителей посеять клубничную коноплю на делянке и для страстно мздоимствующих пригородных гастербайтеров в увлекательно-сплачивающее души до кучи с телами путешествие сквозь размеренный перестук железнодорожного пространства.
     Особенно отвлекали от привычных тягостей и забот отдельными полутарочасовыми тяготами и заботами вечера отъезжающих из города пятниц. Не обязательно тринадцатых - кипевшие, начиная с подножек рейса, вулканически-адские страсти штурма цитадели железнодорожного отправления Федю_Крюгера на борт не брали бы лишь по детской простодушности его мировоззрения: в мельканьи набитых сухпалочной колбасой и саженцами грядущего урожая авосек, в переливах отборного просторечия и в самозабвеньи индивидуальной целеустремлённости просто не было места для наивных голливудских мечтателей...
     Лариса Светельцина была не знакома с жилищными проблемами Фёдора Крюгера - в основах своего мировосприятия она предпочитала быть "тундра тундрой", но добираться до дому вне зависимости от чисел месяца и дней недели: в деревенской избушке без всяких, к её сожалению, курьих ножек, зато с мышами, которых она азартно с самого детства боялась, её ждали "муж" и трое детей, которые отнимали у неё авоську с городскими продуктами и остатки надежды на сколь-нибудь благополучный исход её жизненного существования... Работавшая когда-то скромной учительницей младших классов с нескромными помыслами о светлом сразу для всех будущем, теперь "Лариса Андреевна" въябывала на пятилетках капиталистического строительства простой штукатурщицей, а некогда заоблачный герой её девичьей мечты кроме самовоспроизводства в трёх своих практически не отличимых от него копиях интересовался вообще фиг его знает чем и фишки жизненной совсем не рубил...
     Та предсентябрьская пятница сразу не задалась - помимо обычного мудачья на перроне убытия тут и там мелькали лица исполненные непредвзятого оптимизма и пограничного идиоэнтузиазма: на дачи ломанулись любители проведения за шашлыками встречи предстоящего "дня знаний" своих чад...
     - Ларочка, для моих захвати... Я не могу на выходные! Сверхурочка... Вот - пять баночек только... - умоляюще размахивала догорающим бычком перед Ларисой её непосредственная начальница по ведру и затирке Мария Египтовна, или по-соседски тёть Маша.
     - Хуй! . . - Лариса внимательно оглядывала перрон на предмет предстоящего пробития бреши в готовых к неотвратимому штурму спинах.
     И потом, с обрывающей руки торбой со "сверхурочными" тётьмашиными сгущёнко-тушёнками, пробираясь к заветной подножке, вспомнила, что у тёть Маши - единственной родной души в этом адище города - ещё и фамилия была Етитина!
     Граждане страны победившей от всего на белом свете Независимости осаждали пригородные вагоны с таким рвением, что у стороннего наблюдателя могло сложиться неверное впечатление того, что поезд, причём последний, уходит на седьмое небо, прямиком во всеобщее счастье! Машинист исполнявший роль Гавриила сурово-пофигаистично взирал на творившееся на перроне в ожидании предусмотренного дорожным расписанием сигнала своей пневмоэлектрической трубы.
     "Блин, ещё повезло... ", подумала Лариса, когда втискиваемый в вагон поток застопорило в узком коридоре межкупейного сообщения. Попасть в купе поближе к окну в такой день конечно же не грозило, и бесспорной удачей было хотя бы не оказаться в переполненном тамбуре или в тесном закутке возле когда-то сортира. То, что счастье ей жалобно улыбнулось, она поняла, когда прямо перед лицом её оказалась одна из опущенных фрамуг-форточек - помереть от духоты, во всяком случае, теперь не грозило. Она с трудом пристроила под ногами свою тяжеленную сумку и в две руки обессиленно облокотилась на распахнутое окно - до отбытия оставалось ещё пару-тройку обычно самых невыносимых минут: уличный зной августа наслаивался на физическую сверхактивность масс, а воздух ещё не трогался с места. Мокрая от пота, она чувствовала себя в полной заднице - ей казалось, что с неё просто лило...
     - Присаживайтесь! - голос из-под неё донёс до её слуха не сразу воспринятое здравомыслящим разумом.
     Она взглянула вниз - под ней делал попытки осводить "для женщины" откидывающуюся коридорную сидушку какой-то с хера выискавший джентльмен в бликующих на солнце давным-давно не очкастых глазах.
     - Постою! - Лара резко отдёрнулась на автопилоте: в чудеса ей уже напрочь не верилось, а вот суеты по перемене с трудом выисканного в борьбе своего расположения она не выносила.
     Полупризрачное движение под ней замерло, и она вновь повисла на форточке. Поезд тронулся.
     "Блин, ну и дура!!", наконец, очнулся в ней запоздавший со своими тормозами здравомыслящий разум - ногу жало перекошенной сумкой, под сиську неудобно жала какая-то оконная перепонка, от встречного прямо в лицо ветра наверняка утром будут обветрены губы... "Предлагали ж тебе! Бля... Жопой лень шевельнуть было что ли?" Лариса на чём свет стоит думала о своей предшествующей, настоящей и предстоящей жизни в самых самонелестных тонах...
     Вдобавок до прочего приходилось нависать над этим "жентльменом" с нижнего этажа, чтобы в окружающей тесноте просто не лечь уже на него...
     ***
     Александ р Дегрейтеров работал начальником участка оптоволоконной механики легендарного имени фирмы, а попросту - старшим грузчиком в компьютерном. И поскольку в этот день младший грузчик на работу забил по осложнённо-внутренним мотивациям и на склад не явился, ему пришлось от утра до вечера самому пердолить на третий этаж прибывшую партию мониторов и лазерных принтеров. Но в отличие от перенапряжённых масс его окружения на паравозе всегда катался легко, в силу тщательно взлелеянного им в себе социального порока - оголтелой похуистичности. Ему было абсолютно по барабану, окажется ли он на "шикарной" нижней полке купе плотно стиснутым рядом сидящими жопами или прийдётся "куковать" по пояс свешенным в гости к громыхающим стыкам межвагонной сцепки. Возможно, именно поэтому в купе он попадал только раз в году, когда ездил в гости к бабушке в Кострому в период служебного отпуска на полуэкспрессе дальнего следования. А по утрам и вечерам, по дороге на работу с работы, единственным его упованием в адрес родимой фортуны было то, чтобы оказаться пропихнутым внутрь не среди окончательно встрявшего в локальный материализм мудачья: разговоры о "всё заебало" и "ты не мог бы мне одолжить" постоянно наводили его на предательскую мысль о том, что можно ведь, в конце концов, и воспользоваться уже возможностями окружающей безработицы и забить на мечты о неизбежной технологической сингулярности. Поэтому тридцатидвухлетний кузнец-самоучка Санька, по прозвищу "Балабес", старался втиснуться среди мирно дремлющих ветеранов всех возможных фронтов, среди бабулек с петрушками или, на крайний случай тёток с жизненным опытом на лице вместо желания постоянно пиздеть на ухо. Причём, с тётками как-то в последнее время особо везло - их с чего-то попадалось всё чаще, а самому Саньке их соседство импонировало всё больше...
     С неизвестно какой-то ебучести случая теория невероятности подкинула Саньке в этот день откидную табуретку в заполненном до состоянья резины вагоне, и он оказался сидящим не на пошарпанном заколоченном унитазе и не на рифлёном железе подножки, а на частично лишь порванном дермантине поролонного сверхкомфорта. Он тут же почувствовал себя не в тарелке со своей индивидуальной благопристойностью среди всеобщей вокруг голой задницы и попытался восстановить паритет - предложил обменятся попутчице его лет с умотанно-интеллигентным лицом и какой-то право славно громыхающей торбой оказавшейся у него под ногами. Но краля оказалась ретивою, и отказалась. Санька вернулся на жопу и воткнулся интерфейсом в стартовавший навстречу ещё невидимым первым вечерним звёздам перрон.
     Внезапно встал хуй. "Херас. . себе, утренняя эрекция ближе к закату!", внутренне рубанулся Санька с такой вдруг причуды своего организма, но был вовсе не против - хлынувший в окно воздух почти прикольно почти обвевал почти прохладой лицо, поезд набирал скорость, а сидеть всё равно приходилось в три погибели, так что заинтересовать этот его прущий в штаны "феномен" никого тут не мог...
     Но ехать стало забавнее - Санька попытался посмотреть на вжатую ему между колен женщину и обнаружил, что при попытке поднять голову чуть ли не упирается в её левую сиську... Что не могло, конечно, не порадовать в его "осложнившейся" ситуации, невзирая даже на то, что взляд на женщину принёс дополнительный позыв жалости к ней - с обратной стороны сильно подпирали и приходилось ей виснуть над ним довольно круто. Санька сникнул взглядом на место, чтобы не глазеть в упор на округло-налитую красоту прущую в дешёвый ситец платья на оконные экс-гардины. И тут до него дошло. Он ещё раз приподнял глаза и опустил. Причина несвоевременного стояка выяснялась, кажися... Лёгкие порывы ветра долетавшие до Санькиного уровня едва ощутимыми поветриями живительного воздуха проходили в витке завихрения мимо прикрытых в этом трах-поезде глаз женщины под её поднятой влажной подмышкой... Рвущий мотню на штанах хуй тут же подсказал Саньке, что он невидим для окружения с его взлядом, как средневековый чудотворец в шапке-невидимке - позади в спину упиралась чья-то задница, а стоявший за женщиной пожилой пенсионер под грузом общественности взирал только прямо перед собою в окно, наблюдая там либо странную величину своей пенсии, либо свою вечную советскую молодость... Сама женщина же была полуотвёрнута лицом, да и глаза прикрыла... И Санька воззрился на её голую чуть не до сиськи, чисто выбритую подмышку во весь опор - со всей наглостью визионирующего на досуге эстет-ценителя высокого искусства. Было довольно жарко ещё, и ало-оранжевые закатные лучи били прямо в неё... пот в мокрой, смуглой от загара подмышке зарождался в едва заметных ямочках-щелках и собирался в играющие янтарными солнечными бликами бисеринки... а потом скатывался стремительно проливающимся ручейком в отворот платья на сиську... Вид Саньку просто безумил - было прикольно донельзя сидеть и наблюдать столь оттяжное явление - так близко, в десяти сантиметрах от его носа, и столь подробно наблюдать, как течёт нежно-ароматная женская подмышка ему доводилось впервые... Запах её был почти эфемерен - какой-то несущественный дезик терялся на фоне лакомо-мягкого естественного аромата её свежего пота, который в свою очередь смешивался с легчайшими дуновениями ветра, накрывал в безумную Санькино обоняние и доводил уже до начала отвинчивания болты на его мотне... Нестерпимо захотелось лизнуть. Чтоб не ипануцца окончательно, Санька засунул это своё "захотелось" куда-то поближе к жопе и попытался заглянуть за край материи, туда, куда стекали эти капли.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]
Сайт автора: http://lastonka.narod.ru

Читать из этой серии:

Читать также в данной категории: