Рассказ №8326

     Лето. Начальство, сосчитав свои баллансы, решило порадовать нас, работников, уикэндом на природе, со всеми, у кого как получится, удовольствиями. Собирались долго, ещё дольше угваривали сомневающихся, мол надо ж и семье отдохнуть, или от семьи, кстати, тоже бывает полезно. Чертёжница из нашего отдела, Наташа, внимательно разглядывая карандаш, сказала, что если главный конструктор, Иван Петрович, не поедет, то она будет купаться в купальнике. Все взляды с уважением устремились на Наташу затем с надеждой на главного, и с остатками от преждней надежды опять на Наташу.
     
     Ехали быстро и недолго. Потом долго делили домики. Семейных с семьями, остальных по половому признаку - по два однополых существа на одно бунгало. Волейбол, дневное купание и разные бытовые подробности практичеси не оставили никаких воспоминаний. Но с приближением вечера чувства начали обострться, а в действиях сотрудников появилась какая-то осмысленность, и даже, что редко увидишь в обычной жизни - организованность. Не будучи озабоченным семейными заботами, уехавшими на пол-лета к тёще, я старался сосредоточиться на проворачивании шашлыков и поддержании уровня пива в стакане. А ещё моё внимание непроизвольно перескакивало на нашу новую бухгалтершу Алёнку, совсем ещё молоденькую и что-то переставляющую на многообещающем столе. Само собой разумеется, что мои переходы от мангала к другим точкам активной жизнедеятельности приобрели определённую осмысленность, так как все они проходили в непосредственной близости от Алёнки. Я ей улыбался и предлагал пива. Она в ответ улыбалась и отрицательно качала головой. Правда, я заметил, что Витёк, наш водитель, тоже улыбался Алёнке, но его улыбка меня почему-то совсем не радовала.
     
     За столом мы сидели вместе. Было тесно, но не обидно, потому что приходилось правым боком прижиматься к Алёнке. Правда, справа от неё примостился Витёк, но это уже не имело никакого значения, потому что не помещавшуюся за столом правую руку я разместил на Аленкиной тонкой спинке. А она свою левую на моей. А правая её рука Витьку не досталась, знаю точно, ибо правой рукой Алёнка уже не отказывалась пробовать то, что я ей наливал левой. Потом были застольные разговоры и популярные песни. Из всего что говорили и пели запомнилось только тепло от Алёнкиной ножки, к которой можно было как бы невзначай прижаться, дотягиваясь до какого-нибудь яства с дальнего края стола. Ножка проявляла стойкость и не отстранялась, Алёнке же за это перепадали всякие вкусности.
     
     Всё хорошее, как известно, когда-нибудь заканчивается, но иногда лишь для того, чтобы уступить место чему-нибудь ещё лучшему. Настало время ночного купания в том озере, ради которого, мы собственно и приехали. Шли недолго, пели песни. На берегу озера вышла заминка. Кто-то должен был первый сбросить все одежды. Не заходить же в ночную воду, как в дневную. Первой решилась жена начальника нашего сплочённого коллектива. Вот что значит настоящий лидер. Мы долго смотрели ей вслед и завидовали шефу. Как только, освещаемая луной фигура погрузилась по пояс, все сразу зашевелились, побросали наземь лишнюю, кто насколько решил, одежду, и оказались в воде. Нанырявшись и осмотревшись, я заметил неподалёку от себя голову нашей сотрудницы Люды. Ну очень симпатичной одинокой дамы, лет 35, и с шикарной фигурой, скрывающейся в темной озёрной воде. Эту фигуру мне уже доводилось видеть обтянутую плотным халатиком, когда она меня пригласила посмотреть какую-то неработающую железяку в её квартире. Что-то меня тогда удержало от желания обсудить с ней цвет и покрой халатика. Наверное, моя неспособность починить чёртову железяку. А может быть это был размером с телёнка дог, нагло растянувшийся на диване. Но как бы то ни было, а оба раза Людочкины формы пришлось дорисовывать моему воображению. Мы стояли рядом в воде. Мне было по пояс. Ей тоже было бы по пояс, но она не решилась, а я не решися, чтобы мне было ниже пояса. Так мы и стояли, обсуждая собак и сплетничая о сотрудниках. И тут я заметил, что моя Алёнка неспешно выходит из воды, а её фигура надёжно закрыта купальником. Не знаю почему, но меня это вовсе не огорчило.
     - Что-то я замёрз - сказал я Люде - Надо бы выходить.
     - Нет, я пожалуй ещё поплаваю - ответила Людочка, слегка улыбаясь и поднимая лёгкую волну.
     Ну не судьба...
     
     Обратно с озера шли все вместе, пели песни. . Мы с Алёнкой держались за руки. Ей, наверное, было холодно ночью в мокром купальнике. Я хотел как-нибудь помочь, но не знал как, поэтому держал за руку и что-то говорил. Она улыбалась... Я поймал на себе несколько взлядов, исхдящих от сотрудников, послушно идущих за своими жёнами. Сколько тоски было в этих взглядах. Как я их понимаю.
     
     Алёнке выпал домик напару с Наташей, чертёжницей нашей, той, что задумчиво разглядывала карандаш в начале истории. Наташи в доме не было. Мы сидели на Алёнкиной кровати и о чём-то говорили. Потом я что-то шептал ей на ушко. Потом я что-то шептал ей, прикасаясь к краю этого ушка губами. Потом она запрокинула голову и наши глаза встретились. Вместо ушка к моим губам прикоснулись горячие губы, а прикоснувшись сразу раскрылись, сладостно зазывая вовнутрь...
     
     Дверь вдруг отворилась. Мы одёрнулиль. В дверях стояла жена нашего шефа, та, что открыла купальный сезон. И извиняющаяся улабка играла на её устах. Она чего-то, не помню чего, попросила, Алёнка ей это чего-то дала и мы снова остались одни. Мне уже не пришлось ничего шептать. Аленкины губы раскрылись сразу же, как она села рядом. Как только мои губы и язык слегка освоились в Алёнкином в этом раю, руки тут же вспомнили о своём долге. Правая обвилась вокруг талии, а левая тут же оказалась на её груди. Ну не совсем, конечно на груди, а на кофточке, одетой поверх купальника. Рука поняла свою ошибку, пошла вниз, и вот кофточка уже снаружи, и теперь можно неспешно расправиться с последней помехой на пути к счастью...
     
     Дверь вдруг открылась. Мы снова одёрнулись. Несчастная левая рука выскользнула из под кофточки. Губы отделились от нежного и влажного счастья. Ноздри перестали ощущать страстный запах разрумянившихся Алёнкиных щёк. Ошалелые глаза уставились в потолок, затем на то место, где только что была дверь. В двери стояла Наталья и смотрела на нас, как на тот карандаш, с которого всё и началось. Рядом с Натахой стоял, ехидно улыбыясь, Витёк.
     
     Кто сказал, что нет в жизи счастья? Просто путь к нему обычно завален всякими препятствиями... Мы сидели по парам друг напротив друга. Смотрели друг на друга и быть может даже о чём-то разговаривали. Витёк все порывался поцеловать Наталью в губы. Ей какое-то время удавалось этого избежать, но лишь какое-то. Витёк под видом, того, что хочет сказать что-то на ушко ловко изогнулся и чмокнул Наташку в губки. Губки Наташины раскрыться не пожелали, а даже если бы и пожелали, то всё равно не успели бы. Глазки неотрывно смотрели на нас. Мы отрешённо смотрели на них. Витёк теперь заинтересовался Наташиной грудью, к которой он делал всё более настойчивые попытки подобраться и потрогать через кофточку у нас на глазах. Наташа делала всё более вялые попытки не допустить этого и смотрела на нас. Мы отрешённо смотрели на них. Мы не целовались, не обнимались и практически не касались друг друга. Мы решали сложную задачу, которую никому из нас ранее не доводилось решать. И это только усиливало наше желание. Мы хотели ласкать, дразнить, мучать друг-друга, при этом не подавая никакого вида и отрешённо глядя на пока ещё тщетные попытки Витька завоевать расположение своей дамы. Моя правая рука давно уже освоила пространство под Алёнкиной кофточкой, лаская спинку и животик, а также поглаживая её грудь через купальник и совершая мнимые попытки проникнунуть под него. При каждой новой попытке Алёнка делала тщетное движение навстречу, чтобы заставить мои пальцы оказаться внутри бюстгальтера. Наконец я сдался. Шепнув ей на ушко, чтобы приготовилась к новым ощущениям, я медленно двинул руку к тому месту на спине, где находилась застежка. Немного усилий и лифчик раскрылся. Ещё пару мгновений и Аленкина грудь согревалась в моей ладошке. Её сосок удобно разместился между моими пальцами, которые тут же начали его то слегка сжимать, то легонько оттягивать, гладить и теребить. Поскольку я находился немного позади Алёнки, то не мог видеть её лица. Зато поймав взгляд Витька с Наташкой, прекративших всякие действия друг над другом, и уставившихся на мою страдалицу, понял что мы зашли далеко. Алёнкины щёки покрыл румянец, ротик был приоткрыт, глазки прикрыты, сама она тяжело дышала, а я, хоть и ласкал её правую грудь, чувствовал как в ней отдаётся биение сердца. И тогда я подумал, что терять-то уже нечего, играть, так играть. Отпустив трепещущего в моей руке голубка, я шепнул моей послушной красавице на ушко, не будет ли она против, если я стану ласкать её там. Она не сказала нет. Тогда я поросил её сесть на кровать по-турецки и взять в руки подушку, прикрыв ей низ живота. Она всё послушно сделала, как я просил. Подавшись немного назад я обвил рукой её талию и после недолгих усилий проник и под спортивные штаны и под Алёнкины плавки. Там всё было влажным, набухшим и готовым к новым ощущениям. Я ласкал её бугорок так нежно наскольно это позволяло моё состояние. Подушка хоть и скрывала то, что под ней происходило, но Аленкино лицо выдавало каждое моё движение. Не знаю как Витёк, но Наташка наверно могла распознать двигался ли мой пальчик вдоль, поперёк или по кругу. Всё закончилось внезапно, Алёнка застонала, уткнулась лицом в подушку, и её плечи задёргались в конвульсиях. Я склонился над ней, целовал в бархатную шейку и шептал всякие нежности.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать также в данной категории: