 |
 |
 |  | Одной ручкой я поглаживала и перебирала волосатые яички, другой нежно скреблась по его ноге. И вот заглотила. Он не насаживал меня сильно, но я отдалась движениям его бедер полностью. Девочку трахали в ротик и ей это так нравилось. Я закрыла глаза и кайфовала от тепла внутри ротика и слюнок со смазкой. Чавканье, он, прислоненный к стене и я, уже два раза кончившая в трусики Дисней. Я не заметила, как в комнату вошел коллега Мохана, только когда он остановил меня. Но мне было плевать на обстоятельства, я взглядом самки повернулась к силуэту не выпуская пенис из ротика. "Мохан, вот это начало рабочего дня у тебя! Киска отменная! Слушай, тебе уже надо готовить, бар открыли. А это оставь профессионалам!" - он улыбнулся и подмигнул мне. Я продолжала орудовать язычком по уздечке и царапать ноготочками тело моего принца. |  |  |
| |
 |
 |
 |  | Внизу спины, над попками у обеих написано "6лядь". Ватманы Дашка развесила еще до прихода Елены Сергеевны, рисунки были похожи на рисунки в уличных туалетах, а идею надписей она придумала еще на работе и скинула дочке. В прихожей вошедших встречал плакат "eбать: в любой позе, в любое время, в любом месте", внизу нарисованы, как в туалете, две раковинки-пи3ды с падающей капелькой, символизирующей их возбуждение, и надписи над ними "Даша" и "Лена". На кухне висело "Вы едите - мы сосем" и нарисованы губки рядом с xyем. В спальне Елены Сергеевны с мужем, прям над кроватью: "Вы eбете - мы лежим", нарисована загнутая попа с раковиной пи3ды и очком, и направленный в ее сторону xyй с падающей капелькой. А в маленькой Дашкиной, где очень мало места, "Вы eбете в две дыры", девушку с хвостиком, стоящую раком, eбли реалистично нарисованные xyи с яйцами. В углу ватмана значки фото и видео, сообщая, что фото- и видеосъемка разрешена. |  |  |
| |
 |
 |
 |  | Потом он попросил одеть брюки, стринги, лиф и блузку. Когда я оделась и вошла в комнату Виктор сидел на кресле. Он попросил пройтись перед ним повернуться наклониться. Я заметила уже довольно большой бугор на его свободных спортивных штанах. Не успела я об этом подумать как он сказал мне медленно расстегнуть блузку и снять ее. Это было не так сложно, потом он попросил походить перед ним так. Потом повернуться к нему спиной и снять брюки. Когда я повернулась к нему он спустил брюки и трусы спереди, вытащил своего дружка который уже был очень большой. Я испугалась и хотела одевать брюки обратно. Виктор сказал что бы я не боялась, он сдержит обещание и не дотронется до меня ни одной частью тела. А если я не сдержу обещание он расскажет, что делал за меня контрольную математичке и простой проверкой решения того же задания я получу жирную пару. Я могла поверить, что он так и сделает и математичка ему с радостью поверит. Пришлось отложить брюки и ждать дальнейших указаний. А Виктор тем временем поправлял свого дружка так, чтобы он был весь над одеждой. Затем Виктор попросил спустить бретельки и опустить чашечки, я покраснев была вынуждена выполнить. Он долго любовался мной просил повернуться поднять или развести руки и снять его совсем. Сам он гладил свой член то оголяя, то закрывая головку. Она уже была влажная и блестела от смазки, кроме того по комнате распространялся неизвестный мне тогда еще запах возбужденного мужчины. Потом он сказал мне встать на диване на колени и прогнуться, потом отвести в сторону полоску трусиков на попе, сжать и расслабить дырочку на попе, расставить шире ноги и показать губки. Сам он в это время встал с кресла и стоял сзади меня. Я не видела, что он делает и от этого было как-то не по себе. И тут он издал короткий стон, и я почувствовала, как мне на попу и спину попало что то теплое и вязкое. Я испугалась и повернулась и впервые вживую увидела как кончает парень. Последние капли попали мне на ноги. По началу это был почти шок, но потом он сменился интересом. Я долго рассматривала эту вязкую мутную жидкость. Из оцепенения меня вывел Виктор своим новым заданием. Он велел мне вытереться своими трусами и одеть другие чистые трусы, юбку и топ без бюстика. Когда я вытиралась и переодевалась, заметила, что сама уже начинаю возбуждаться, начали напрягаться соски и внутри все было горячим и влажным. Я хотела посидеть и успокоиться, но Виктор позвал меня сказав, что осталось уже мало времени. Когда я пришла, он вновь сидел на кресле и на спортивках лежал уже не такой большой член. Затем вновь были наклоны, приседания, хождение по комнате с поднятием юбки, потом он попросил подойти и встать напротив его снять юбку и дотронуться пальцами до сосков. Когда я это сделала они напряглись еще больше и уже явно в наглую торчали из под топика. Потом он попросил расставить по шире ноги и показать через трусы где у меня половая щелка и провести по ней пальцем от начала до конца. Когда я выполняла это увидела как у него член начал пульсировать и напрягаться. Было очень интересно смотреть как он из маленького и сморщенного становиться большим и упругим. Потом он попросил сделать так чтобы трусы как бы застряли между губок. Поскольку ткань была эластичная мне это удалось не сразу. Пока я заправляла почувствовала что они уже промокли и наверное все видно снаружи. Виктор тем временем начал поглаживать свой член. Затем он попросил меня снять топ, сесть на кровать, спустить трусы до коленей развести ноги как позволяет растяжение трусов и оттянуть соски и покрутить их. Потом раскрыть губки и показать клит, провести пальцем вокруг него, нажать. Было чертовски стыдно делать это все перед парнем, но выхода не было и я хотела лишь что бы это побыстрее закончилось. А он тем временем ласкал свой член и отдавал новые приказания, менять позы показывать дырочки, сводить разводить ноги, снимать одевать трусы. Наконец он попросил меня встать и одеть трусы, встал сам и быстрее задвигал рукой. Я стояла в 30 см от него и смотрела на его член и руку. Вдруг он остановился, оголил головку, прогнулся, застонал и из него стала пульсируя вылетать та же густая белая мутная жидкость мне на живот бедра и трусы. Вдруг во мне все тоже сжалось потом запульсировало, ноги подкосились и я плюхнулась на диван и на какое то время даже была как в нибытие. Это был первый совместный оргазм с мужчиной, не похожий на те что были до этого ночью в постели. Когда я очнулась Виктор был уже одет. Он сказал что ему очень понравилось, но в наших общих интересах что бы об этом никто не узнал. И если мне понадобиться еще его помощь он всегда будет рад. Он ушел, а я осталась стирать трусы покрытые его спермой, что бы успеть до прихода предков. Я еще обращалась к Виктору за помощью, но об этом в другой раз. |  |  |
| |
 |
 |
 |  | При этих словах у меня внутри всё напряглось и какой-то жгучий комок пополз из-под грудины вниз - туда, где тайные губы мгновенно набухли и увлажнились... Всю последующую ночь я вертелась на жарких простынях, проваливаясь в мучительные сновидения, где мой любимый мальчик прижимался ко мне всеми частями тела, кроме ТОЙ самой нужной и самой желанной... Проснувшись, я уже точно знала, что "подруга" очень скоро повторит попытку оплодотворения! И в этот раз "она" не примет противозачаточное средство... |  |  |
| |
|
Рассказ №1128 (страница 7)
Название:
Автор:
Категории: ,
Dата опубликования: Суббота, 03/08/2024
Прочитано раз: 113634 (за неделю: 19)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Теперь Бархат ничего не понимал. Теперь он не знал, что делать. Ежик в тумане, слепой музыкант во мраке ночи, он не знал и не понимал, стоит ли шевелить рукой, двигаться вправо или влево, а если и двигаться, то с какой целью.
..."
Страницы: [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ 7 ] [ ]
- Я… я не знаю… Я, как ты… как вы… Лишь бы тебе было хорошо…
- Тогда вот что: всё равно я так просто не смогу раскрепоститься. Сгоняю-ка я за водкой - еще десять минут до закрытия гастронома. А вы пока готовьтесь!
Ариана сидела рядом, у дивана и скучающе глядела по сторонам. Бархат наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.
- Не думай, что я не вижу, что ты проснулся, симулянт, - сказала Ариана, не поворачивая головы. - И что ты себе позволяешь такое. Любишь, чтоб с тобой нянчились? Ни с того, ни с сего, свалился посреди балкона, головой ударился о порог, бинокль - вдребезги. А он денег невесть каких стоит. Да? Зачем ты вообще его брал в руки, если руки уже ничего не держали? Родители-то когда вернутся с дачи? К вечеру?
Вместо ответа Бархат почему-то потянулся к ее круглой коленке и попытался продвинуть ладонь вверх по гладкой ляжке. Ариану как ветром сдуло. Но требовать объяснений она не стала, а просто сказала, переставляя хрустальную вазочку с одной полки серванта на другую:
- Дурак.
- Сам знаю.
- Как самочувствие?
- Я чувствую себя, как новенький скрипящий протез.
- Вот и славно. А Мишка кричал: "Давай вызовем "Скорую"! Давай то, давай сё…" Перепугался страшно. Он в тебе души не чает.
- Сам знаю.
- Вот и хорошо. Я тогда за газетами схожу, а то в твоей конуре даже телевизор отказывается работать. Ну, и в молочный зайду по пути. А потом что-нибудь с завтраком соображу. Согласен?
- Согласен.
Он не встал, - ленивая привычка не запирать дверь уже успела приобрести в его характере устойчивость египетских пирамид. Он лежал, прислушиваясь к равнодушному стуку своего сердца, и не спеша, раскладывал пасьянс из кадров и цитат прошедшей ночи, точнее той ее части, пока алкоголь не подмял под себя окончательно жалко трепыхающуюся способность к запоминанию. Ни чем не кончилась попытка воспроизвести по памяти ощущения постоянно разрастающегося, раздувающегося, как воздушный шар, оргазма, ощущения, которые наполняли ночь, - это он понимал интуитивно. Но, видимо, ночью, в тот самый миг, когда до предела раздувшийся шар оргазма все-таки лопнул - ошеломительно и ужасно (так, что на внутренней поверхности век в алом зареве почему-то возникло видение Брюллова-Мишки, застывшего в вечном ожидании огня Везувия), и ослепительное сияние невыносимого наслаждения начисто стерло из памяти все другие ощущения, может быть, и более изысканные, более тонкие, но, конечно, совершенно не сравнимые по силе с последним, рядом с которым поблекло всё, весь мир, и даже сам Бархат вместе с его непонятной зубной болью души.
Сейчас, ему, расслабленно скользящему под плоскостью нежной бритвы сверкающего утра, казалась забавной мысль, на которой он поймал себя вчера, оставшись один в пустой кухне (влюбленная парочка, не выдержав напора возбуждения, ринулась в гостиную и в пучину секса, предложив ему догонять их как можно скорее). Плеснув себе каплю водки, он попытался услышать в себе хотя бы слабые удары колокола ревности. Ему казалось, что ревность с ее мазохизмом и прочими плетьми помогла бы его желанию, прихода которого он боялся и никак не мог дождаться. Но ревности не было места в его сердце, медленно, но верно заполнявшегося водкой и ночным мраком.
Он преодолевал каждое мгновение, как путник преодолевает многочасовые переходы по пыльной безлюдности неприветливой дороги. Он угрюмо сдергивал трусики с Арианы, подойдя к ней сзади, сдергивал раз за разом, с удивлением обнаруживая в себе решительную грубую силу, так резко контрастирующую с акробатической отточенностью легких и ласковых движений приятеля. Тот обволакивал и драпировал наготу девушки руками, поцелуями, собой. Он же раздевал Ариану, как равнодушный хозяин раздевает наложницу. Он бесцеремонно задирал ей платье, пользуясь ее скованностью цепкими объятиями другого мужчины. Он преодолевал каждый участок ее тела, казавшегося совсем недавно абсолютно для него бесполым, лишенным всякого соблазна. Преодолевал, как преодолевал каждое мгновение, решительно, упорно и угрюмо, сначала удивляясь тому, что в нем не рождается недовольство ко всему происходящему (а он ждал, с нетерпением ждал именно чего-то такого). Но штиль царил над всей поверхностью души, даже рябь волнения не смущала ее спокойствия. Он мог невозмутимо наблюдать за все разрастающимся пожаром любовных ласк, который бесстыдно разгорался перед ним. Язычки пожара, слегка слепили и чуть-чуть веселили его до того момента, пока он не понял, что один из язычков с осторожной непринужденностью касается головки его члена. Язычок пожара превратился в язычок Арианы, и его кинуло в жар. Он попытался остановить, воспротивиться - непроизвольно - тому, что шевельнулось на самой вершине его невозмутимости, но глыба желания, качнувшись пару раз, оттолкнулась, оторвалась и понеслась в тартарары, ломая подпорки разума и рассудительности.
Между мгновеньями, преодолевать которые он вскоре просто перестал, - они сами преодолевали его, поскольку время вдруг стало для него чем-то потусторонним, - он видел два совершенных по форме мужских фаллоса, в целеустремленной параллельности направленных в сторону абсолютно голой Арианы, лежащей под ними в позе утомленной весталки. Фаллосы как будто бы невзначай соревновались друг с другом в своих размерах, а весталка как будто бы наслаждалась своей неограниченной властью и над тем, что поменьше, и над тем, что побольше: теперь они уровнялись в правах, теперь уже не существовало между ними никакого особого различая, - теперь они принадлежали ей, её великолепному, способному на бесконечную любовную ласку, влагалищу.
Мгновения то множились, распадаясь на пригоршни очень похожих осколков, то собирались в одно, застывшее без участия Мефистофеля, - огромное, как снежный ком. Одно такое мгновение случилось - должно было случиться - в самом начале, но в утреннем сиянии оно царило над головокружением и каруселью всех мгновений ночи. Всех без исключения.
Они даже не начали раздеваться, когда он вошел в комнату, они проницали в друг друга поцелуем, судя по всему длившемся не первый десяток минут. Угрюмый, он подошел сзади к Ариане и решительно стянул с нее трусики. Она сразу как-то обмякла и стала податливой, словно воск. Точно также угрюмо он задрал ее платье, пытаясь соблазниться ее формами, матовыми пятнами расплывавшимися в полумраке опьянения. С вниманием исследователя он наблюдал, как Мишка легко и вдохновенно вошел в Ариану, как он просто и естественно впал транс сверхчувственного ритма и как Ариана превращалась в иное, совсем незнакомое ему существо. Словно рассыпался в прах панцирь, сковавший её много лет подряд, словно сползала ненавистная лягушачья кожа. Невероятность картины преображения человека под воздействием примитивного инстинкта - в тот момент, когда он понял, что всё происходит на самом деле, что это не сон и не галлюцинации, что он собственной персоной присутствует при акте самой простейшей формы любви, без всяких атрибутов, антуража, ненужных украшений, и от вида этой любви его не тошнит, не колотит от обиды за человечество, что он не слышит в себе болезненно сладких ударов гонга ревности, и именно поэтому великий ветер свободы проникает в душу, как на степные просторы, неся с собой долгожданную свежесть и облегчение, что, наконец, нет во всём этом ничего от изысков Лесной Колдуньи и Орфея, нет ни капли физиологического импрессионизма, манерной похоти и эротической акробатики, - невероятность совершенно новой картины проникла в него жгучим, совершенно невыразимым жаром возбуждения. И тогда он сам приблизил огонь, скопившийся в головке члена, к спасительной прохладе губ Арианы. Или всё-таки Ариана сделала первые движения навстречу?..
- Ну вот, сейчас я приготовлю салат, колбасу пожарю. Любишь колбаску жаренную? Знаю, любишь. Сейчас, сейчас, - в голосе Арианы Бархат с удивлением обнаружил сразу ставшие главенствующими покровительствующие интонации нежной, почти материнской заботы; что происходит? Но удивление не успело разрастись до конца, Ариана, спохватившись, сказала: "Ах, да! Совсем забыла… Тебя у подъезда какой-то гражданин спрашивал. Не знаю ли я, мол, парня, который в 24-ой квартире живет. Я врать не стала, сказала "знаю"… В общем, он тебя ждёт, на детской площадке, где качели. Такой приятный мужчина, импозантный, я бы сказала". Она говорила что-то ещё, но Бархат не слушал. Он торопился. Он натягивал впохых одежду, путаясь в штанинах и рукавах, потому что боялся, что Орфей уйдет. Сейчас он сидел абсолютно голый на детской качельке, тихонько и мелодично поскрипывающей, и его гибкое изящное тело, словно пар после бани, источало жаркие клубы необыкновенной, свойственной только адонисам и орфеям, мощи. Видом его почти божественной наготы делиться ни с кем не хотелось. Поэтому Бархат торопился. Нет, никакой радости от встречи со своим недавним идолом он не ждал. Его подгоняла какая-то неведомая сила, связанная в один пучок из плетей любопытства, остатков рабской преданности и иглы застарелого ужаса перед вероятным раскрытием его инкогнито (теперь, воплотившись в реальность, ужас стал другим, но никуда не улетучился; так игла, только что блестевшая на солнце, исчезает из поля зрения и оказывается под твоей кожей). Сегодняшним утром, до предела заполненным пустотой счастья, и любопытство, и преданность, и ужас тяготили его. С ними необходимо было покончить. И как можно скорее.
На улицу он выскочил, почти шатаясь от напряжения, так и не застегнув до конца все пуговицы на рубашке.
Страницы: [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ ] [ 7 ] [ ]
Читать также:»
»
»
»
|