 |
| |
| | Но ведь так бывает: вдруг окажется в электричке или в автобусе-троллейбусе ватага парней - ты скользнешь по ним взглядом, и - ни на ком твой взгляд не задержится, никого из ватаги не выделит, и ты, равнодушно отворачиваясь, тут же забывая эти лица, снова продолжишь смотреть в окно; а бывает: взгляд зацепится за чьё-то лицо, и ты, о человеке совершенно ничего не зная, вдруг почувствуешь к нему живой, невольно возникающий интерес - неслышно дрогнет в груди никому не видимая струна, зазвенит томительная мелодия, слышимая лишь тебе одному, и ты, стараясь, чтоб взгляды твои были незаметны, начнешь бросать их на совершенно незнакомого парня, с чувством внезапно возникшей симпатии всматриваясь в мимику его лица, в его жесты, в его фигуру, и даже его одежда, самая обычная, банальная и непритязательная, покажется тебе заслуживающей внимания - ты, исподтишка рассматривая мимолётного попутчика, будешь по-прежнему казаться отрешенно погруженным в свои далёкие от окружающих тебя людей мысли-заботы, и только мелодия, внезапно возникшая, никем не слышимая, будет томительно бередить твою душу, живо напоминая о несбывающихся встречах - о том, что могло бы случиться-произойти, но никогда не случится, никогда не произойдёт, и ты, вслушиваясь в эту знакомую тебе мелодию о несовпадающих траекториях жизненных маршрутов, будешь просто смотреть, снова и снова бросая исподтишка свои мимолётно скользящие - внешне безразличные - взгляды; а через две-три-четыре остановки этот совершенно неизвестный тебе парень, на мгновение оказавшийся в поле твоего внимания, выйдет, и ты, ровным счетом ничего о нём не зная, не зная даже его имени, с чувством невольного сожаления о невозможности возможного проводишь его глазами... разве так не бывает, когда, ничего о человек не ведая, мы без всякого внешнего повода выделяем его - единственного - из всех окружающих, совершенно не зная, почему так происходит - почему мы выделяем именно его, а не кого-либо другого? . . Сержанты, стоявшие в коридоре, были еще совершенно одинаковы, совершенно неразличимы, но при взгляде на одного из них у Игоря в груди что-то невидимо дрогнуло - неслышно ёкнуло, рождая в душе едва различимую мелодию, упоительно-томительную, как танго, и вместе с тем сладко-тягучую, как золотисто-солнечный мёд, - Игорь, еще ничего не зная о сержанте, стоящем наискосок от него, вдруг услышал в своей душе ту самую мелодию, которую он слышал уже не однажды... но вслушиваться в эту мелодию было некогда: дверь, на которой была прикреплена табличка с надписью "канцелярия", в тот же миг открылась, и в коридоре появился капитан, который оказался командиром роты молодого пополнения; скользнув по прибывшим пацанам взглядом, он велел им построиться - и, называя сержантов по фамилиям, стал распределять вновь прибывших по отделениям; Игорь стоял последним, и так получилось, что, когда очередь дошла до него, он оказался один - капитан, глядя на Игоря, на секунду запнулся... "мне его, товарищ капитан", - проговорил один из сержантов, и Игорь, тревожно хлопнув ресницами, тут же метнул быстрый взглядом на сказавшего это, но капитан, отрицательно качнув глазами, тут же назвал чью-то фамилию, которую Игорь из-за волнения не расслышал, добавив при этом: "забирай ты его", - Игорь, снова дрогнув ресницами - не зная, кому из сержантов эта фамилия, прозвучавшая из уст капитана, принадлежит, беспокойно запрыгал взглядом по сержантским лицам, переводя беспомощный, вопросительно-ищущий взгляд с одного лица на другое, и здесь... здесь случилось то, чего Игорь, на секунду переставший слышать мелодию, не успел даже внятно пожелать: тот сержант, которого Игорь невольно выделил, глядя на него, на Игоря, чуть насмешливым взглядом сощуренных глаз, смешно постучал себя пальцем по груди, одновременно с этим ему, Игорю, говоря: "смотри сюда", - и Игорь, тут же снова услышавший своё сердце - снова услышавший мелодию своей души, совершенно непроизвольно улыбнулся, глядя сержанту в глаза... он, Игорь, улыбнулся невольно, улыбнулся, движимый своей вновь зазвучавшей мелодией, улыбнулся открыто и доверчиво, как улыбаются дети при виде взрослого, на которого можно абсолютно во всём положиться, но сержант, проигнорировав этот невольный, совершенно непреднамеренный порыв, на улыбку Игоря никак не отреагировал, - коротко бросив Игорю "следуй за мной", вслед за другими сержантами он повёл Игоря в глубину спального помещения, чтоб показать, где располагается отделение, в которое Игорь попал, и где будет на время прохождения курса молодого бойца его, Игоря, кровать и, соответственно, тумбочка... всё это произошло неделю назад, - через полчаса от пацанов, которые прибыли чуть раньше, Игорь узнал, что сержанта его отделения зовут Андреем... | | |
| |
|
| |
| | Обалдевшая от удара женщина пыталась что-то молвить, но ее лицо превратилось в куриную гузку, а губы вытянулись и лишь шепелявили что-то, отдаленно похожее на протест. Жирик злобно рыкнул и резким движением наклонил ее на барьер. | | |
| |
|
| |
| | Несильно надавив на тюбик, я ввела его горлышко внутрь. Анус наполнился ощущением холодной шероховатой поверхности. Выдавливая гель внутрь, я чувствовала, как он, задержавшись вначале, стал проникать вглубь, омывая прохладой окружавшие его стенки. | | |
| |
|
| |
| | Она уперлась своим очком в хуй Лехи, такого он явно не ожидал. Замерев и затаив дыхание, на полусогнутых ногах он старался не шевелиться. Мама что-то переключала на плеере, выбрав подходящую композицию для продолжения чистки ковра, тишину разорвал ритмичный, громкий звук зажигательной мелодии. Под такие песни обычно танцуют Booty Dance, это когда девушки трясут своими задницами в разных позах. Этакий RnB или же Hip-Hop. Подхватив первый всплеск ритма, мамочка резко подалась назад. Лехин живот уперся в ее огромные, накаченные ягодицы, а его хуй полностью погрузился в ее узкую пещерку. Тут же мама начала проделывать своим тазом виляющие движения влево и вправо, при этом не выпуская хуй из своей жопы, он просто выскальзывал почти до головки, но оставался внутри, затем она остановилась и затрясла булками. О боже они раскачивались и блестели от смазки, а Лехин хуй торчал у нее из очка наполовину. После она снова резко насадилась на него до самого основания, раздался характерный хлюп и шлепок маминых ягодиц об Лехин торс. Стоя раком моя мама крутила задницой, при этом хуй Лехи торчал из ее анального отверстия не покидая его, я же в это время надрачивал свой, выглядывая из-за прикрытия. Мне было страшно что Леха начнет кончать ей в очко и она заметит потом что из ее жопы вытекает сперма.
Через несколько минут принятия Лехиного хуя у себя в тесном анале, она все-таки разобралась с пятном на ковре и начала двигаться по ковру на четвереньках чтобы полностью его отчистить. Леха не выпуская свою залупу из ее жопы, на полусогнутых походкой краба передвигался с ней в такт. В местах очередной остановки он вгонял ей хуй по самые яйца и откровенно ебал ее в жопу у меня на глазах. Она же делая вид что не замечает, тщательно пыталась отчистить ковер обеими руками, все так же оттопырив голый зад вверх. Бесконечно продолжаться это конечно же не могло и Леха начал испытывать мышечные спазмы в полусогнутых ногах из-за приближающейся спермы к головке его члена.
Он начал резко выпрямляться в ногах, его член при это все еще был в маминой жопе, его сильно изогнуло вниз, но тонус маминого очка похоже пришел в норму и она стиснув его не совсем хотела расставаться с ним. Разогнувшись почти полностью, головка члена соскользнула из ее очка и член по инерции, устремился вверх, разбрызгивая сперму и смазку по маминой спине и волосам. В этот момент мама почти не двигаясь покорно стояла раком и принимала душ из белой, полупрозрачной, мужской семенной жидкости максимально задрав пизду вверх. Наблюдая за пульсирующими движениями ее тугой дырки и стекающей спермы по ее спине, Леха стал медленно отходить спиной вперед, натягивая при этом свои штаны. После секундной паузы, мама продолжила уборку как не в чем небывало. Мы быстро собрались и ушли на улицу, все еще опасаясь быть разоблаченными. Там мы почти до вечера обсуждали произошедшее.
Вернувшись вечером домой, я впервые за долгий день увидел мамино лицо. Оно сияло в улыбке и румянце на щеках. Так же как и она, блистала вся квартира. Она помогла мне раздеться, накормила ужином, рассказывая всякую ерунду о каких-то платьях и туфлях, не слова о том что произошло. Я был доволен как слон.
По воскресениям мы не учились и уроки в субботу вечером я обычно не делал, поэтому я пошел поиграл на приставке и через пару часов завалился в кровать. Тут же заскрипела дверь в мою комнату, вошла мама и села на край кровати. Притворяясь что уже сплю, я лежал лицом к стене и спиной к ней, дабы избежать неловкой беседы на ночь. Она потянулась ко мне и положила руку мне на плечо. От нежного прикосновения я невольно чуть-чуть повернулся ухом к ней, чтобы послушать.
- А хотите завтра с Лешкой растянуть сразу двумя хуями мамину тугую дырку?
Я тут же покраснел и не поверивший своим ушам медленно кивнул головой. Она поцеловала меня в щеку и встав с кровати вышла из комнаты, оставив в ней только свой нежный, ванильно-клубничный аромат.
(Продолжение следует...) | | |
| |
|
Рассказ №21637
Название:
Автор:
Категории: ,
Dата опубликования: Понедельник, 01/07/2019
Прочитано раз: 7649 (за неделю: 1)
Рейтинг: 0% (за неделю: 0%)
Цитата: "Сейчас Алекса уже жалела о своей затянувшейся до ночи подготовке. Высокие тонкие каблуки ее сапог неуверенно стучали по разбитому асфальту и их звук терялся в шуме воды, отбивающей дробь по соседним крышам. Тонкий красный плащ давно промок, не выдержав неравной битвы с упорным осенним дождем, и, облепив тело, заставлял ее дрожать в мелком ознобе. Спутавшиеся длинные волосы русого цвета превратились в мочалку, делая Алексу похожей на мышонка из давно забытого ей мультфильма. В голове непутевой студентки роились мысли о необходимости брать зонт, когда выходишь из дома, тупости людей, которые позволяют не ходить общественному транспорту круглосуточно, несправедливости мира к человечеству вообще и к ней в частности, и, конечно, душе, который она обязательно примет, когда доберется до дома...."
Страницы: [ 1 ]
Боль. Огонь, который облизывает мою рождающуюся плоть. Боль. Тьма, которая льдом окутывает мою умирающую душу. Рождение ранее жившего или пробуждение однажды умершего. Боль. Память медленно и тягуче возвращается ко мне. Боль. Я вспомнил мой Доминион, раскинувшийся на семь секторов Красных равнин. Боль. Я вспомнил свой стяг - перечеркнутый красный круг на черном фоне, висящий над девятью Твердынями, питающимися сотнями тысяч душ. Боль. Мои легионы идут маршем, который остановить не легче, чем Прорыв из самых нижних пределов. Боль.
Старое поколение боится меня. Боль. Голова моей Сидящей у ног принесена мне двумя серыми от страха Высшими. Боль. Война. Мои Твердыни медленно задыхаются в кольце осад. Они еще будут держаться, но конец близок. Боль. Я отправляю последнюю Сидящую у ног с малым накопителем на самый край Красных равнин. Она должна добраться, должна спрятать часть меня. Боль. Страх. Врата моего дворца слетают с петель и внутрь полноводной рекой устремляются низшие. Они знают, что победить меня им не под силу, но бегут вперед, пытаясь получить хоть каплю моей крови, которая вознесет их на недосягаемые вершины. За их спинами маячат Высшие. Им не нужна моя кровь. Они хотят получить секрет моей силы. Боль. Смерть. Боль. Крик. Крик моего рождения разносится над пустым Доминионом на самом краю Красных равнин. Я вернулся. Я иду. Ждите меня.
***
Холодная пелена осеннего дождя укутала ночной город, поглотив жалкие останки луны. Темная улица, с давно разбитыми фонарями, превратилась в пещеру, стены которой уходили высоко вверх и терялись на уровне крыш. Единственным источником света были редкие горящие окна полуночных граждан, пьющих при свете одиноких светильников, просматривающих фильмы ночных каналов или пытающихся осознать свое место в таком изменчивом мире.
Алекса шла домой, возвращаясь от подруги Оли, с которой она готовилась к первому в своей жизни тесту в Университете. Через час усиленного штудирования творчества Шопенгауэра, Оля предложила сделать перерыв на кофе, многозначительно посмотрев на пузатую бутылку коньяка, стоявшую на полке. После ароматного, черного напитка, обильно разбавленного содержимым бутылки, попытки изучения философии плавно превратились в обычные девичьи разговоры.
Сейчас Алекса уже жалела о своей затянувшейся до ночи подготовке. Высокие тонкие каблуки ее сапог неуверенно стучали по разбитому асфальту и их звук терялся в шуме воды, отбивающей дробь по соседним крышам. Тонкий красный плащ давно промок, не выдержав неравной битвы с упорным осенним дождем, и, облепив тело, заставлял ее дрожать в мелком ознобе. Спутавшиеся длинные волосы русого цвета превратились в мочалку, делая Алексу похожей на мышонка из давно забытого ей мультфильма. В голове непутевой студентки роились мысли о необходимости брать зонт, когда выходишь из дома, тупости людей, которые позволяют не ходить общественному транспорту круглосуточно, несправедливости мира к человечеству вообще и к ней в частности, и, конечно, душе, который она обязательно примет, когда доберется до дома.
Пройдя очередной квартал, который ничем не отличался от предыдущего, Алекса поняла, что желание быстрей оказаться под горячими струями, льющимися из смесителя, вместо ледяной гадости, падающей с небес, давно затмило все остальные мысли. Чтобы хоть немного согреться, она ускорила шаг и стала представлять как сейчас зайдет в свой затхлый подъезд, поднявшись пешком на четвертый этаж, окажется у двери квартиры, которую сняли для нее родители.
Отперев постоянно сопротивляющийся замок, мокрая до последней нитки, Алекса попадет внутрь и, не проходя ни шагу дальше, отклеит от себя чертов плащ, снимет его и бросит прямо на коврике. Одна эта мысль заставила ее сердце биться чуть быстрее и подарила немного крайне нужного сейчас тепла. Потом она скинет такие красивые и такие неудобные сапоги, снимет когда-то белую, а сейчас скорее прозрачную, блузку, открыв в желтоватом свете коридорного светильника свои бледные плечи. В своем воображении Алекса случайно посмотрела в уродское зеркало, которое висело в коридоре и страшно ее раздражало.
Может в этом виноват кофе с коньяком, а может, отвратная погода, но ее отражение в зеркале, такой сырой и жалкой, вызвало неожиданную волну возбуждения. В этот момент мимо промчалась машина, вырвав девушку из мира грез, которые на секунду заставили ее согреться.
-Ну твою мать! - выругалась вслух Алекса, и, перепрыгнув очередную лужу, попыталась вернуться в свою теплую фантазию. Соски, затвердевшие скорей от холода, чем от возбуждения, неприятно терлись о лифчик и сильно отвлекали, мелкая дрожь, которая давно гуляла по ее телу, путала мысли, но понемногу Алекса смогла сосредоточиться.
Вот она, уже голая стоит перед зеркалом и внимательно осматривает свое отражение. Ее руки с тонкими пальчиками, оканчивающимися аккуратным маникюром, трогают шею, медленно опускаясь к ключицам. Девушка почувствовала, как гусиная кожа от холодного дождя превращается в мурашки от неправильного удовольствия, которое вызывают ее мысли. Руки же в ее фантазии опускаются ниже, аккуратно обхватывают ее небольшие груди округлой формы, массируют их сначала медленно, а потом быстрее.
Пальцы поглаживают чувственные соски, заставляя ее дыхание учащаться. Левой рукой она сжимает грудь еще сильнее попадая в то шаткое состояние между болью и удовольствием, а правая медленно движется через живот к киске. Следуя за ее рукой, волна тепла устремляется к низу живота, она уже в реальности чувствует свои воображаемые поглаживания. В своей фантазии Алекса чуть раздвигает стройные ноги и наблюдает как ее промокшее отражение начинает тереть киску постепенно ускоряя темп. Мысли окончательно смешались, под промозглым осенним дождем она пылает как костер и думает лишь о том, что хочет быстрее попасть домой и воплотить мечты в реальность.
Громкий визг тормозов за секунду до страшного удара возвращает Алексу к действительности. Сначала приходит страх, потом боль, потом тьма.
Страницы: [ 1 ]
Читать также:»
»
»
»
|
