 |
| |
| | Теперь мы оба лежали обнаженные. Со времени моего развода с женой прошло несколько месяцев, и у меня давно уже созрело острое желание раздеться перед женщиной. Очевидно, те же самые чувства испытывала и Валентина. Я обнял и крепко прижал к себе девушку, коснувшись гениталиями треугольника волос на ее лобке. Сладкое щекотливое чувство шевельнулось где-то в глубине души, но мы продолжали обниматься, ничуть не смущаясь взаимным прикосновением наших интимных мест. Теперь она была моя. Я гладил Валентину там, где хотел, постепенно исследуя новое для меня тело, и она делала то же самое, осторожно подбираясь к главному моему достоинству. | | |
| |
|
| |
| | Утром я проснулся оттого, что кто-то трогал мое лицо. Прошло несколько секунд, чтобы понять - это Саша своим членом водить по моему лицу, сам при этом стоя надо мной на корточках. "С добрым утром", - сказал он. И только я приоткрыл рот, чтобы поприветствовать его в ответ, как его член уже скользнул между моих губ. Саша улыбнулся и сказал: "Давай-давай, тебе ведь это нравится, ты как настоящая шлюха: давай соси, соси мой член". Я возбудился моментально, Саша это заметил и одной рукой ласкал мой член, а второй направлял свой в мой ротик. Мы кончили одновременно: | | |
| |
|
| |
| | Трех слов связать не можешь,
| | |
| |
|
| |
| | Мальчишка обиженно поджал губы. "Что молчишь? - усмехнулась я, быстро застегивая Сашин комбинезон, - Лучше такая пижама, чем стоять голышом". Дождавшись, когда закончится песня про усталые игрушки, я выключила телевизор. | | |
| |
|
Рассказ №6861 (страница 2)
Название:
Автор:
Категории:
Dата опубликования: Четверг, 29/12/2005
Прочитано раз: 31857 (за неделю: 11)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Вот Касым добрался до самой близкой и дорогой сердцу могилы. Эта было могила его жены со знакомыми до боли числами "1932 - 1987", с аккуратно покрашеным в зелёный цвет, цвет жизни, ограждением с узорами. Он сам его сделал, несмотря на то что никогда ранее до этого не сталкивался со сваркой, но тут вдруг научился и вложил в этот труд всю свою любовь и умение. Гранитный памятник правда немного покосился, потому что у него уже не было сил поставить его на место, строго перпендикулярно земле. А из треснутого стекла, прикрывающего пожелтевшую фотографию, смотрело на него знакомое и милое лицо и взглядом своим, своими фотографическими глазами, просило об одном, чтоб муженёк её повыдёргивал сор траву, полил цветы и дал ей что нибудь поесть. Касымбай знал об этом её желании, потому как сам приучил её к этому. Он достал из кармана два плесневелых и засохших пряника, один из которых был к тому же и надкусан. Когда-то ему дала их маленькая девочка, как раз на родительский день. Обычай такой, чтобы помнили и не забывали. Мать этой девочки сказала ей, указав на почиенного старца, что этот дедушка работает сторожем кладбище и часто убирает мусор возле её бабушки и возьми вот и отнеси ему гостинец. Девочка так и сделала, но не сдержалась и откусила немного, думая наверняка что никто этого не заметит. Её можно было понять. Работы в этих краях было мало. Один единственный карьер по добыче железной руды не мог удовлетворить все потребности населения и платили там меньше малого. В таких условиях народ мучался от постоянного безденежья. Касымбай попробовал размять их в руке, но без толку. То ли в руках его не осталось сил, то ли были они чересчур засохшими и он только убрал с них плесневелый налёт. Они весело, со стекляным визгом, опустились на колотую тарелку. А фотографические глаза жены продолжали умоляюще смотреть на него. Касым провёл рукой по очертаниям её лица сквозь стекло со слезами на глазах и словами:..."
Страницы: [ ] [ 2 ]
- Что же, милая моя Надюша, не хочешь больше ждать? А ведь столько прождала... Мне тоже было плохо без тебя. Один я совсем. Приду скоро... жди...
Касым сел на сколоченную им же маленькую скамейку и поставив свою тросточку чуть поодаль, пристроив на её набалдашник свой подбородок, точнее он сначала положил на него свои старческие ладони, а потом взгромоздил всё остальное. Надвинутая на лоб кепка и очки, испачканная кумысом куртка с новопосаженным пятном, протёртые штаны и лёгкие мокасины. Всё это сидело и плакало. Сквозь солнечные очки, за ними по щекам капали слёзы, стекая тоненькими струйками вниз и просаливая землю. Изредка его хрупкие плечи вздрагивали и если смотреть на старика издали то было понятно, какой глубокий кризис он сейчас переживает.
Он плакал. Плакал как маленький ребёнок. И он не стыдился этого. Пусть все видят. Но никто не увидит, как на зло. А если и увидят, то не пожалеют. Касыму не нужна чья-то жалость. Он прожил долгую жизнь и был уважаемым стариком, потому как с самого раннего детства работал, привык всё зарабатывать своим горбом и руками и никого никогда ни о чём не просил. Всё привык делать сам. В такой позе Касымбай просидел около двух часов, практически без движений. Солнце немного поубавило свою прыть. Касым встал кое-как, едва не упав от потери равновесия, да и кровь вся стекла ниже колен, поэтому его повело.
- Ну, пойду я... а ты жди апа... немного осталось...
Касым крепко завязал проволокой калитку и пошёл проходить те самые двести метров до перекрёстка. Это будет его марш-броском, а там может подкинет кто...
* * *
И долгие долгие месяцы хранилась в памяти народной его неблагодарная кончина. Историю эту мне поведала старуха Гульжан, а я передаю её вам, в точности так как сам слышал. Никто точно не знал, сколько ей лет, но она была страшная, умалишённая бестия и люди называли её Кошмар-апой. Вот, собственно, её исповедь:
- Деда Касыма то помнишь? Знаешь конечно. Сторожил то кладбище наше. Умер ведь, с месяц уж как. А как нехорошо то Аллах с ним поступил, словно с собакой какой. И за что только, одному ему известно. Не справедливо он обошёлся с ним. Касым ведь два дня дома лежал, бездыханный. Вонять уж начал, а дела до него и нет никому. Соседи почуяли неладное, что де за запах от стариковской квартирки идёт. Никак помер. Дверь то они вскрыли, глядь, а он уж и спрел совсем. Жара то какая тогда стояла. Так они хотели в морг его отдать, чтоб выяснили там отчего старик то наш помер. Даже водителя заказали, благо что всем подъездом скидывались тенгой на это. И что ж? Приехал водитель. Загрузили тело его тощее в машину, на которых врачи ездют ну и поехал он. Повёз он его в Рудный, да на пол пути колесо у него пробило. Вышел шофер, принялся колесо чинить. а инструменты то у него лежат внутри, где Касым находился. Открыл он дверцу и давай материться, проклятья во все стороны посылать. От тряски такой сильной дед наш развалился то совсем. И руки у него от плеч поотлетали, и ноги в коленах, голова на нитке держалась, кое-как. И все то кишки его пораскидало в машине во все стороны. Грязь везде, словом срам господний. А шоферу то делать нечего, ехать ведь всё равно надо. он уже бедный и исплакался весь, тошнит его, запах то какой стоит. Он голову себе тряпкой обмотал мокрой, чтоб вдыхать меньше и ну отскребать его. В руках лопата и ведро. Вот и всё. Он его в это самое ведро по кускам собрал, да яму вырыл близ дороги, туда он его и выкинул, похоронил то есть, вместе с блевотой то со своей, всё перемешалось в яме, будь она не ладна. Вот так и было то всё, ничего я не приврала. Всё как на духу рассказала. А ещё что я слышала, так это будто знал он, что всё будет так. Он ведь подарков всем напокупал, а в тот день, что помер, даже оделся в чистое. Да бельё это видать ему там не пригодится. К жене своей собирался, туда. Сколько раз от него это люди слышали. Встал на своём и всё тут, и никто отговорить не мог. Как он её любил то а? Да только знаю я, что не быть им вместе. Хоть он земле и предан, а всё равно здесь будет, с нами. Нельзя ему туда. На кладбище, видать, на роду у него написано, до конца быть. И будет он на могилке сидеть, с Надей то со своей. Говорят даже, что видели его там, сидит, не шелохнётся, а только вздыхает тяжко. А ещё говорят, что он это точно, потому как запах там стоит нечеловеческий, разложения. Нигде нет больше, а там есть. Злой он стал. Знак то плохой, скоро все повымрем, уходить отсюда надо, да побыстрее. А ведь Касымбай то один жил, не было у него никого. А теперь то сразу и внуки появились, и племянники.
Последнее хотят у старика отобрать. Сволочи. Что с людьми делается, сволочи... Старая ведьма говорит тихо. Она часто оглядывается по сторонам своими маленькими свинячьими глазками, плюёт на землю и топчит свои плевки. А я стою и уже больше её не слушаю, хотя она продолжает что-то говорить. А я стою и думаю, думаю ни над чем. Мне смешно, да и ведьма эта старая на ухо присела. Но я не могу смеяться, хоть и смешно, не знаю от чего. Я хочу ржать, дико и громко, как необученная лошадь, пусть только оставят меня в покое. Мне это не надо. Все эти бредни умалишённых пенсионеров. Я хочу жить... и умереть красиво!
Страницы: [ ] [ 2 ]
Читать также:»
»
»
»
|
