 |
| |
| | Вика, наконец, свободна. Шатаясь, она встает с дивана, жалко и растерянно оглядывается по сторонам и плачет, закрыв лицо руками. Бедная девочка! Что с ней тут сделали?! С опаской приближаюсь - не влепила бы пощечину - и нежно обнимаю ее хрупкое тело. Она, как ни странно, доверчиво прижимается ко мне, может быть, в поисках защиты от этого животного - Сашки, от этого насильника, от этого похотливого козла! Она прижимается ко мне нагим, беззащитным телом и я чувствую, как мой, все еще не разрядившийся член, упирается ей в живот. Такие дела надо завершать! Бережно укладываю ее на диван. Вика покорно раздвигает ноги, и я погружаюсь в ее разгоряченное лоно, достаю до самого конца и, почувствовав горячий комок матки, с криком и уже болью в яйцах спускаю последнюю порцию спермы. | | |
| |
|
| |
| | И тут Ира говорит мне дай мне свой хуй в рот я подошел к ней и она принялась сосать у меня м я стал раздевать ее дальше снял блузку лифчик испытовая сильнейшее возбуждение. и Тут Ирину потряс оргазм она сильно сжала ноги и застонала Сергей оторвался от нее а она встав на колени стала его раздевать. Положила его на подушки и стала ему сосать я подошел с зади и вошел в ее пизду. Сергей попросил мою жену ввести ему в зад палец и вот Ирина сосет его хуй и трахает его в зад пальцем. | | |
| |
|
| |
| | Глухие стоны Аллы становились всё громче и громче, она вся текла, но Сергей словно мучил её головкой своего упругого члена, слегка касаясь половых губ и клитора. Алла извивалась, словно змея пытаясь сама насадить упругий детородный орган на свою укромную норку. Сергей не смог совладать собой и резким движением вонзил свой перенапряженный меч в её ножны, Алла выгнулась, запрокинув голову назад, и вскрикнула от удовольствия. Сергея движения были резкими и грубыми, он словно хотел отмстить женщине за предательство Лизы и Наташи, он вертел свою партнершу, словно куклу меняя позу за позой, его грубые движение очень нравились дамочки. | | |
| |
|
| |
| | Моя любовь была сильной и нежной. Вот только нужно было уходить на чертову работу. "И вот однажды возвращается муж из командировки" : - это запев традиционных анекдотов. И вот однажды возвращаюсь с чертовой работы я - как всегда, бегом, скорее к моему Птенчику! Скорее трахать мою любовь! Вхожу в прихожую - вижу, как дверь в комнату стремительно закрывается. Мой Птенчик просунул носик пуговкой в щелку и говорит: | | |
| |
|
Рассказ №6861 (страница 2)
Название:
Автор:
Категории:
Dата опубликования: Четверг, 29/12/2005
Прочитано раз: 32343 (за неделю: 42)
Рейтинг: 89% (за неделю: 0%)
Цитата: "Вот Касым добрался до самой близкой и дорогой сердцу могилы. Эта было могила его жены со знакомыми до боли числами "1932 - 1987", с аккуратно покрашеным в зелёный цвет, цвет жизни, ограждением с узорами. Он сам его сделал, несмотря на то что никогда ранее до этого не сталкивался со сваркой, но тут вдруг научился и вложил в этот труд всю свою любовь и умение. Гранитный памятник правда немного покосился, потому что у него уже не было сил поставить его на место, строго перпендикулярно земле. А из треснутого стекла, прикрывающего пожелтевшую фотографию, смотрело на него знакомое и милое лицо и взглядом своим, своими фотографическими глазами, просило об одном, чтоб муженёк её повыдёргивал сор траву, полил цветы и дал ей что нибудь поесть. Касымбай знал об этом её желании, потому как сам приучил её к этому. Он достал из кармана два плесневелых и засохших пряника, один из которых был к тому же и надкусан. Когда-то ему дала их маленькая девочка, как раз на родительский день. Обычай такой, чтобы помнили и не забывали. Мать этой девочки сказала ей, указав на почиенного старца, что этот дедушка работает сторожем кладбище и часто убирает мусор возле её бабушки и возьми вот и отнеси ему гостинец. Девочка так и сделала, но не сдержалась и откусила немного, думая наверняка что никто этого не заметит. Её можно было понять. Работы в этих краях было мало. Один единственный карьер по добыче железной руды не мог удовлетворить все потребности населения и платили там меньше малого. В таких условиях народ мучался от постоянного безденежья. Касымбай попробовал размять их в руке, но без толку. То ли в руках его не осталось сил, то ли были они чересчур засохшими и он только убрал с них плесневелый налёт. Они весело, со стекляным визгом, опустились на колотую тарелку. А фотографические глаза жены продолжали умоляюще смотреть на него. Касым провёл рукой по очертаниям её лица сквозь стекло со слезами на глазах и словами:..."
Страницы: [ ] [ 2 ]
- Что же, милая моя Надюша, не хочешь больше ждать? А ведь столько прождала... Мне тоже было плохо без тебя. Один я совсем. Приду скоро... жди...
Касым сел на сколоченную им же маленькую скамейку и поставив свою тросточку чуть поодаль, пристроив на её набалдашник свой подбородок, точнее он сначала положил на него свои старческие ладони, а потом взгромоздил всё остальное. Надвинутая на лоб кепка и очки, испачканная кумысом куртка с новопосаженным пятном, протёртые штаны и лёгкие мокасины. Всё это сидело и плакало. Сквозь солнечные очки, за ними по щекам капали слёзы, стекая тоненькими струйками вниз и просаливая землю. Изредка его хрупкие плечи вздрагивали и если смотреть на старика издали то было понятно, какой глубокий кризис он сейчас переживает.
Он плакал. Плакал как маленький ребёнок. И он не стыдился этого. Пусть все видят. Но никто не увидит, как на зло. А если и увидят, то не пожалеют. Касыму не нужна чья-то жалость. Он прожил долгую жизнь и был уважаемым стариком, потому как с самого раннего детства работал, привык всё зарабатывать своим горбом и руками и никого никогда ни о чём не просил. Всё привык делать сам. В такой позе Касымбай просидел около двух часов, практически без движений. Солнце немного поубавило свою прыть. Касым встал кое-как, едва не упав от потери равновесия, да и кровь вся стекла ниже колен, поэтому его повело.
- Ну, пойду я... а ты жди апа... немного осталось...
Касым крепко завязал проволокой калитку и пошёл проходить те самые двести метров до перекрёстка. Это будет его марш-броском, а там может подкинет кто...
* * *
И долгие долгие месяцы хранилась в памяти народной его неблагодарная кончина. Историю эту мне поведала старуха Гульжан, а я передаю её вам, в точности так как сам слышал. Никто точно не знал, сколько ей лет, но она была страшная, умалишённая бестия и люди называли её Кошмар-апой. Вот, собственно, её исповедь:
- Деда Касыма то помнишь? Знаешь конечно. Сторожил то кладбище наше. Умер ведь, с месяц уж как. А как нехорошо то Аллах с ним поступил, словно с собакой какой. И за что только, одному ему известно. Не справедливо он обошёлся с ним. Касым ведь два дня дома лежал, бездыханный. Вонять уж начал, а дела до него и нет никому. Соседи почуяли неладное, что де за запах от стариковской квартирки идёт. Никак помер. Дверь то они вскрыли, глядь, а он уж и спрел совсем. Жара то какая тогда стояла. Так они хотели в морг его отдать, чтоб выяснили там отчего старик то наш помер. Даже водителя заказали, благо что всем подъездом скидывались тенгой на это. И что ж? Приехал водитель. Загрузили тело его тощее в машину, на которых врачи ездют ну и поехал он. Повёз он его в Рудный, да на пол пути колесо у него пробило. Вышел шофер, принялся колесо чинить. а инструменты то у него лежат внутри, где Касым находился. Открыл он дверцу и давай материться, проклятья во все стороны посылать. От тряски такой сильной дед наш развалился то совсем. И руки у него от плеч поотлетали, и ноги в коленах, голова на нитке держалась, кое-как. И все то кишки его пораскидало в машине во все стороны. Грязь везде, словом срам господний. А шоферу то делать нечего, ехать ведь всё равно надо. он уже бедный и исплакался весь, тошнит его, запах то какой стоит. Он голову себе тряпкой обмотал мокрой, чтоб вдыхать меньше и ну отскребать его. В руках лопата и ведро. Вот и всё. Он его в это самое ведро по кускам собрал, да яму вырыл близ дороги, туда он его и выкинул, похоронил то есть, вместе с блевотой то со своей, всё перемешалось в яме, будь она не ладна. Вот так и было то всё, ничего я не приврала. Всё как на духу рассказала. А ещё что я слышала, так это будто знал он, что всё будет так. Он ведь подарков всем напокупал, а в тот день, что помер, даже оделся в чистое. Да бельё это видать ему там не пригодится. К жене своей собирался, туда. Сколько раз от него это люди слышали. Встал на своём и всё тут, и никто отговорить не мог. Как он её любил то а? Да только знаю я, что не быть им вместе. Хоть он земле и предан, а всё равно здесь будет, с нами. Нельзя ему туда. На кладбище, видать, на роду у него написано, до конца быть. И будет он на могилке сидеть, с Надей то со своей. Говорят даже, что видели его там, сидит, не шелохнётся, а только вздыхает тяжко. А ещё говорят, что он это точно, потому как запах там стоит нечеловеческий, разложения. Нигде нет больше, а там есть. Злой он стал. Знак то плохой, скоро все повымрем, уходить отсюда надо, да побыстрее. А ведь Касымбай то один жил, не было у него никого. А теперь то сразу и внуки появились, и племянники.
Последнее хотят у старика отобрать. Сволочи. Что с людьми делается, сволочи... Старая ведьма говорит тихо. Она часто оглядывается по сторонам своими маленькими свинячьими глазками, плюёт на землю и топчит свои плевки. А я стою и уже больше её не слушаю, хотя она продолжает что-то говорить. А я стою и думаю, думаю ни над чем. Мне смешно, да и ведьма эта старая на ухо присела. Но я не могу смеяться, хоть и смешно, не знаю от чего. Я хочу ржать, дико и громко, как необученная лошадь, пусть только оставят меня в покое. Мне это не надо. Все эти бредни умалишённых пенсионеров. Я хочу жить... и умереть красиво!
Страницы: [ ] [ 2 ]
Читать также:»
»
»
»
|
