 |
| |
| | Придя домой, я снова от имел жену, как только это было возможно. Но на утро я хотел большего. С тех пор я стал замечать, как сексуально развивается моя дочь. Конечно, сексуальности на первый взгляд в ней еще пока ни какой не было, но я смотрел на нее уже совсем другими глазами. Я стал замечать, что у нее стала расти грудь, даже не грудь, а два острых бугорка, но для меня это выглядело более чем возбуждающе. И мне было обидно, что моя дочь еще совсем недавно запросто залезала ко мне на коленки и не стеснялась своих обнаженных частей тела, стала намного скованнее в своих проявлениях чувств ко мне. В своих сексуальных мечтах мы с женой часто представляли с нами маленькую девочку, и это нас очень возбуждало, практически каждый наш половой акт заканчивался бурным оргазмом после разговоров о возможности участия в наших сексуальных играх маленькой девочки. Однажды после какого-то праздника, когда мы были в изрядном подпитии, и занимаясь бурным сексом мы вновь затронули тему с участием в наших сексуальных играх маленьких девочек. Моя жена была настолько возбужденна, что сок из ее пещерки лился просто рекой. И тогда я даже не отдавая себе отчет сказал - Представь с нами нашу дочь, как мы ее ласкаем, как она с интересом наблюдает за нашим трахом как она с любопытством рассматривает как ты губами и языком ласкаешь мой член. После этих слов моя жена кончила так, что я думал ее хватит удар. После чего она отвернувшись уснула, или по крайней мере показала своим видом, что она крепко спит. Все последующие наши так сказать оргии проходили без упоминания маленьких девочек, но чувствовалась какая-то скованность со стороны моей жены. И вот однажды нас пригласили в гости наши друзья, у которых было две дочери ровесники наших детей. Так вот старшая настолько привязалась к моей жене, что практически не отставала от нее весь вечер. И моя жена, уединившись с ней в комнате, учила ее краситься и даже вилять попкой. | | |
| |
|
| |
| | - Да, это сучий мускат, - ответил Люциус. - Эссенция похоти! Зелье, на время делающее даже из самого невинного человека озабоченного маньяка. Перед битвой за Хогвартс я спрятал несколько литров, и знаете где? Закопал у северной стены в подвале чайной мадам Паддифут! Вот уж там никто не догадается искать! Я велел Драко передать мне пару склянок в ваших самотыках, чтобы использовать зелье при побеге. Но теперь оно пригодится и для маленькой шутки над Поттером и Уизли. Вы сделаете вот что... - и он уточнил гриффиндоркам детали. | | |
| |
|
| |
| | Света посидела, наслаждаясь приятным для нее ощущением, и стала так же медленно поднимать попку, пока в ней не осталась лишь головка члена. Я ожидал, что она опять станет медленно садиться, но Света резко опустилась, так что я вскрикнул от неожиданности. Сестра закрыла глаза и стала прыгать на мне, массируя свободными руками оба своих соска. Тетя не выдержала этого зрелища, легла на меня и начала лизать у нас между ног. Когда Света была наверху, тетя пробегала языком по стволу моего члена, а когда сестра опускалась, хватала губами ее клитор. В такие моменты Света вздрагивала, и ее попка напрягалась, сжимая член еще сильнее. Я схватил тетю руками за ягодицы и прижал ее половой орган к своему рту, погружая язык в теплую мягкую глубину. Через пару минут мы достигли оргазма. Тетя залила мне весь рот своей горячей жидкостью, которую я с удовольствием проглотил. Мой член выпускал струю за струей в глубокую задницу сестры. Света слезла с меня, и тетя Катя стала вылизывать ее задний проход, собирая всю мою сперму без остатка. Отдохнув полчаса, мы втроем пошли купаться. Я осмелел и постоянно тискал тетю, хватая ее то за пышную грудь, то за мягкую задницу. Это доставляло мне какое-то особое удовольствие. Тетя Катя смеялась и называла меня негодным мальчишкой, не делая ни малейшей попытки остановить. Мы договорились ничего не рассказывать нашей маме, а с Димкой тетя решила поговорить сама. | | |
| |
|
| |
| | Следом настал черёд Николая, дизайнер неспешно ласкал рукою сзади ложбинку меж её ягодиц, меж тем как она, стараясь не выдать, как приятны ей эти прикосновения, исследовала губками и кончиком носа кровеносную насыщенность его плоти. Пальчики её руки в это время блуждали по закоулкам брюк Виталия, молоденького паренька из рекламного отдела, другая же рука при этом изучала просторы Гогиных семейных трусов. Ей казалось, что сознание её раздвоилось, а то и растро? лось; она потеряла привычное чувство времени и даже - в какой-то мере - пространства. | | |
| |
|
Рассказ №13662
Название:
Автор:
Категории: ,
Dата опубликования: Четверг, 15/03/2012
Прочитано раз: 25093 (за неделю: 27)
Рейтинг: 86% (за неделю: 0%)
Цитата: "Черт его знает, зачем мы так говорим... прямолинейность эта возбуждает меня, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз начинает меня уговаривать - начинает делать всякие намёки, а я, соответственно, делаю вид, что намёков его не понимаю, и тогда, видя мою "бестолковость", он говорит мне открытым текстом: "Я тебя выебу!" или "Ты у меня отсосёшь!"- и слова эти, однозначные в своей изначальной сути, звучат весомо, зримо и грубо... он говорит: "Я тебя выебу!", говорит: "Ты у меня отсосёшь!" - и такая буквальность, такое откровенное, ничем не прикрытое желание каждый раз меня неизменно ещё больше подстёгивает, - да, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз меня уламывает, это понятно... а зачем мы всё это говорим друг другу сейчас, когда дверь уже закрыта и мы вдвоем? . ...."
Страницы: [ 1 ]
Всё это будет сейчас - через минуту, через пять минут, через десять, а пока... глядя мне в глаза, Саня машинально сжимает, ладонью тискает, через шорты мнёт свой колом вздыбленный член...
- Ну, что... с вазелином, бля, или как? - возбуждённо шепчет он, и в глазах его с новой силой вспыхивает блеск нетерпения. Сане семнадцать, и член у него тоже сантиметров семнадцать, если не больше... впрочем, у меня не меньше, хотя по возрасту я почти на год младше его.
- А в рот, бля... в ротик - не хочешь? - тут же парирую я, говоря ему в тон, и эта нарочитая - взаимная - грубость тоже является частью нашей "культурной программы"...
- А ты что - в ротик хочешь? Хочешь в ротик взять, да? Хочешь? - Саня, глядя на меня, облизывает губы.
Черт его знает, зачем мы так говорим... прямолинейность эта возбуждает меня, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз начинает меня уговаривать - начинает делать всякие намёки, а я, соответственно, делаю вид, что намёков его не понимаю, и тогда, видя мою "бестолковость", он говорит мне открытым текстом: "Я тебя выебу!" или "Ты у меня отсосёшь!"- и слова эти, однозначные в своей изначальной сути, звучат весомо, зримо и грубо... он говорит: "Я тебя выебу!", говорит: "Ты у меня отсосёшь!" - и такая буквальность, такое откровенное, ничем не прикрытое желание каждый раз меня неизменно ещё больше подстёгивает, - да, когда Саня, созревший для очередного раза, в очередной раз меня уламывает, это понятно... а зачем мы всё это говорим друг другу сейчас, когда дверь уже закрыта и мы вдвоем? . .
Может быть, - думаю я теперь, по прошествии лет вспоминая наши не такие уж и необычные отношения, - мы, с упоением юности трахающие друг друга, таким вербальным образом подсознательно защищались на пороге грядущей жизни от возможности собственной гомосексуальности? И тогда эта подчеркнутая - постоянно подчеркиваемая - грубость должна была со всей очевидной неоспоримостью свидетельствовать, что мы, с упоением трахая друг друга, всё равно остаёмся мужчинами... "со всей очевидной неоспоримостью" - какая, блин, это глупость! Какая чушь! Как будто воины Спарты или воины Древней Греции были не мужчины... но кто тогда знал обо всём этом?
И потом... мало ведь кто может в шестнадцать-семнадцать лет осознанно, "со всей очевидной неоспоримостью", сказать - и сказать даже не окружающим, а хотя бы себе самому - что он... кто? Изгой? Извращенец? Преступник?
В эпоху поздней Империи для называния отношений, подобных нашим, в обиходе и было-то всего два-три слова - не больше, и звучали они, слова эти, не самым лучшим образом... В десятом классе, листая в школьной библиотеке энциклопедический словарь - готовя какое-то сообщение к уроку истории, я совершенно случайно наткнулся на слово "мужеложство" - и до сих пор помню, как беззвучно, одними губами, я шептал это новое для меня слово, словно пробуя его на вкус, и странно было при этом видеть, что в такой толстой и солидной книге - в энциклопедии, доступной для всех! - есть слово, обозначающее то, чем тайно занимаемся мы... во время очередного траха я поделился своим знанием с Саней: "Знаешь, как называется то, что мы делаем?"
"Как?" - отозвался он, смазывая вазелином головку своего вздыбленного члена. "Мужеложство", - просветил я Саню. Он, уже оттраханный мною, закончив подготовку - вытирая с пальца вазелин, посмотрел на меня, предвкушающе улыбаясь: "Это называется: поднимай ноги, и я вгоню свою шишку тебе по самые помидоры... вот как это называется!" - никакого впечатления слово "мужеложство" на него не произвело... Теперь, по прошествии лет, я думаю: нужно прожить какой-то кусок жизни, чтобы суметь разобраться и в самом себе, и в окружающем нас мире... а что знали о себе и о мире в шестнадцать-семнадцать лет мы, жившие в стране, где "секса не было"?
Саня, глядя на меня, машинально сжимает, мнёт, через шорты свой колом вздыбленный член - и у меня от нетерпения, от предвкушения наслаждения между ног всё полыхает...
- Ну, так что... отсосать - хочешь? - шепчет Саня, в полумраке коридора делая шаг ко мне; сейчас... сейчас он бросится - повалит меня, опрокинет на диван, навалится сверху, с силой вдавливаясь своим напряженно твёрдым членом в член мой, и член мой от предвкушения этого сладко ноет... и даже не ноет - гудит!
- Это ты у меня... ты сейчас будешь сосать... понял? - я отступаю, пятясь назад.
- А в жопу - дашь? - шепчет Саня, и голос его, глуховатый от возбуждения, жарко вибрирует.
- А ты что - в жопу любишь?
- А ты что - не любишь? - Саня делает ещё один шаг, сокращающий между нами и без того малое расстояние, и...
Он не успевает ничего сделать: ни броситься на меня, ни повалить меня на диван, ни, ломая моё сопротивление, навалиться на меня сверху, - совершенно неожиданно и потому оглушительно громко, ввергая нас обоих в невольное онемение, раздаётся дробный стук в дверь...
Вот, собственно, и всё... Прошли, пролетели годы, и Саня стал областным начальником - в областном департаменте строительства он занимает не самое последнее место, но я сейчас совсем не об этом - я о странной прихотливости нашей памяти: мы трахались до этого и трахались после этого, а мне - до мельчайших подробностей! - вспоминается день, когда никакого траха у нас не случилось... и почему именно этот день теперь, спустя годы, вспоминается мне, когда я думаю о Сане, я не знаю...
Какой-то особой - испепеляющей и страстной - любви у нас не было: мы никогда не шептали друг другу всякие ласковые слова, никогда не давали друг другу клятвы, никогда ничего друг от друга не требовали, и вообще - никогда никаким образом не выясняли ни наши отношения, ни наше отношение к нашим отношениям, - ничего этого у нас не было... а было - что?
Была юность на закате Империи, и юное томление пусть не часто, но достаточно регулярно разрешалось у нас, помимо одинокой мастурбации, ещё и таким - вполне естественным, если не брать во внимание всякую словесную шелуху - образом... да, дурманящей, сводящей с ума любви у нас с Саней не было, а была у нас самая обычная дружба - была взаимная симпатия, и еще был секс, доставлявший нам обоим минуты обоюдного удовольствия: мы трахались до самого призыва в армию (призывались мы, несмотря на разницу в возрасте, вместе: я в свой первый призыв не попал, а Саня до ухода в армию успел окончить строительный техникум) , и потом, уже после армии, мы трахались еще несколько раз... словом, была самая обычная юность, и был в этой юности самый обычный однополый секс, но теперь, когда я думаю о юности и о Сане, вспоминаются мне почему-то не наши успешные - упоительные!
- трахи, а сразу же, перво-наперво, встаёт перед мысленным моим взором именно этот случай - этот июльский день... и каждый раз, вспоминая этот день, я неизменно думаю о том, что, проживая день за днём, мы никогда не может знать заранее, что именно впечатается в нашу память из проживаемой нами жизни, - нам не дано предугадать, о чём будем помнить мы, оглядываясь назад, через десять лет, через двадцать... да-да, именно так!
- я думаю о юности и о Сане, и сразу же вспоминается мне знойный июльский день, и даже не день, а позднее-позднее утро, в которое так ничего и не случилось: мы идём по улице, предусмотрительно держа руки в карманах, оба - в одних шортах, оба - загорелые, и солнце безжалостно печёт наши голые плечи, - последнее школьное лето, улица залита обжигающим солнцем - нигде никого не видно, и только слышно, как где-то безостановочно, словно заведённая, кудахчет курица...
Страницы: [ 1 ]
Читать из этой серии:»
»
»
Читать также в данной категории:» (рейтинг: 72%)
» (рейтинг: 89%)
» (рейтинг: 53%)
» (рейтинг: 86%)
» (рейтинг: 0%)
» (рейтинг: 0%)
» (рейтинг: 41%)
» (рейтинг: 88%)
» (рейтинг: 86%)
» (рейтинг: 88%)
|
