Рассказ №2314 (страница 2)

     Каждый вечер к нему заявлялись обитатели не только своего но и других отрядов, и требовали ласки. Ритуал был до примитивности прост: вначале, стоя на коленях, он должен был ртом "заводить" клиентов, а потом ложился на живот, и дело завершалось страстной агонией на его спине. Иногда в очереди стояло по два, а то и по три человека, горячо участвующие в процессе советами и репликами. Часто, не выдержав и начав мастурбировать, они не дожидались своего часа и опорожнялись прямо на "сероглазого" и его партнера под улюлюканье остальных.
     Однажды пришли двое его подельников по краже. Он пятился от них, впервые отказывался, называл по именам, умолял уйти. Но тех понесло. Они кому-то что-то хотели доказать, и унять их было нельзя. Они сначала уговаривали его, затем один из них ударил его в живот. Он согнулся, хватая воздух ртом. Его скрутили и один из подельников тут же вогнал ему в рот свое орудие. "Сероглазый" вырывался, мотал головой, крепко сжимал зубы. И тогда его стали бить. Жестоко, по-взрослому. С точки зрения "понятий", они были правы, и на их стороне был весь отряд. "Сероглазый" без сил упал. Его положили на спину, загнули к голове ноги и по очереди жестко и незатейливо оттрахали.
     Он провалялся на полу целый час. Беззвучно плакал, трясясь и всхлипывая, закрыв лицо руками. Он мешал спать, и ему посоветовали заткнуться. Он встал, качаясь, вышел на улицу, и, прислонившись спиной к наружной стене, простоял полночи, глядя на звезды безжизненными глазами.

     6. Саша

     Перед отправкой в колонию я взял с друга клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не откроет остальным, особенно нашим друзьям, наши с ним прежние отношения и мою роль в них. Для всех мы должны оставаться натуралами, и если что-нибудь с нами в колонии и произойдет, то это будет следствием обстоятельств, а не пристрастий.
     Я ждал первой ночи в спальне отряда как невеста. Я столько раз переживал ее в своих фантазиях, что то, что на самом деле произошло, меня даже не удивило и, тем более, не шокировало.
     Одеяло, накинутое на мою голову, скрыло нападавших и не должно было дать возможность позвать на помощь. Меня сорвали с койки и швырнули на пол. Последовало несколько "расслабляющих" ударов по печени, голове, спине. Я вяло отбивался, почти не сопротивлялся, громко стонал. Меня били, пока я продолжал сопротивляться. Потом замотали одеяло на голове - так, не сильно, чтобы мог дышать, но не мог кричать, перевернули на живот, содрали штаны, поставили в "позу". Первый же, кто в меня вошел, намного превосходил моего друга в размерах. Было больно, но я ждал этой боли, желал ее, это было составляющим обстановки, которую я столько раз прокручивал в своих фантазиях. И я отдался легко, с желанием, со всей накопившейся страстью, симулируя отчаяние и истерику. Потом был второй, третий. Каждый оставлял во мне свой сладостный след. Это был восторг, вызванный полным совпадением мечты с действительностью.
     Началась новая жизнь. Меня трахали все, кому не лень. Мною помыкали, постоянно давали понять, какая я мразь. Я чувствовал себя последней шлюхой, половой тряпкой, плевательницей, мимо которой никто не проходил мимо. И я купался в этой смердящей клоаке. Это был такой восторг, что у меня и в мыслях не было брать за услуги положенную в таких случаях плату.
     Один случай меня сильно расстроил. Заявился мой друг с приятелем, участвовавшим в нашей совместной краже. Друг нагло потребовал тех же услуг, которые я оказывал другим. Мне он был не интересен. Но он настаивал. В качестве аргументов вспомнил, вопреки договоренностям, наши прежние с ним отношения и мою в них роль. Я резко отказал, и тогда его приятель, который был ошарашен услышанным, ударил меня в живот. Потом меня сгребли и примитивно изнасиловали. Было страшно обидно, но главным было то, что в курсе всех дел оказался приятель, и теперь огласка дома о моей сексуальной ориентации была обеспечена. Это совсем не входило в мои планы, и я был в сильном шоке.

     7. Виктор

     Я обнаружил его, завершая обход территории. Он стоял у стены корпуса, уставившись отсутствующим взором в звездное небо. За нарушение распорядка ему грозил карцер, но меня остановил его полностью отрешенный, безразличный к внешнему миру вид. И я, вопреки своим правилам, забрал его с собой в дежурку. Я знал, что это не вызовет подозрений. Дело в том, что с бабами в колонии было худо, и охрана использовала "девок", которых беззастенчиво забирала из отрядов на ночь дежурства. Я этого себе не позволял, брезговал, обходился привычным "рукоблудием", за что остальные прозвали меня "чистюлей".
     На "сероглазого" страшно было смотреть. Даже не потому, что он был сильно избит и грязен. У него были глаза самоубийцы. Он знал, зачем его привели, но ему было все до лампочки. В этом мире уже ничто не могло его тронуть.
     Я сунул ему в руку кружку горячего чая. Отломил кусок хлеба. Он отреагировал только тогда, когда чай обжег ему руку. С изумлением уставился на кружку, потом - на меня.
     - Ешь! - Я пододвинул хлеб к нему поближе. Он покорно взял его в руку и уставился пустыми глазами в стол.
     - Да, что с тобой! Очнись! - Я тряхнул его за плечо. Он медленно сфокусировал на мне свой взгляд. И я поразился, сколько горя смогли вобрать в себя эти серые мальчишеские глаза.
     Его губы задрожали, он упал головой на руку и долго навзрыд рыдал, трясясь худой мальчишеской спиной. Я знал, что прерывать сейчас его нельзя. Ему нужно было выплакаться. И я терпеливо ждал, когда он хоть немного отойдет.
     Он по детски всхлипывал еще полчаса между жадными глотками сладкого чая.
     - Еще хочешь? - Я кивнул на кружку. Он чуть слышно, одними губами ответил: - ДА!
     Он пил, а я молча на него глядел и поражался тому, как мог этот ангелочек здесь очутиться!
     - Ты где учился?
     - В музыкальном училище. - Он шмыгнул носом. - По классу фортепьяно.
     - Да, как же тебя угораздило так вляпаться? - Он пожал плечами и опять уставился в стол.
     - Очень тяжело здесь?
     Его губы скривились, казалось, он опять расплачется. Но, на сей раз, сдержался:
     - Хоть в петлю!
     Горячая волна жалости к этому беззащитному несчастному существу затопила меня.
     - Значит, так! Передашь старосте, что я тебя закрепляю за собой! Что б больше никто тебя не трогал. Узнаю, что это не исполняется, сгною его в карцере. Будешь приходить сюда в мои дежурства. И помойся ради бога.
     Он благодарно кивнул, и его глаза впервые засветились надеждой. Что-то для него забрезжило. Он привстал.
     - Так я пойду? - Я кивнул. Он повернулся и быстро вышел.

     8. Саша

     Надо признаться, что шок от действий моего друга был не слабеньким. Все станет явным не только для моих друзей и приятелей, но почти наверняка и для родителей. Им не хватало еще и этого удара. Нужно было серьезно обдумать, как быть. Я вышел наружу и простоял часа два в поисках решения. Там я и был обнаружен охранником, кажется, тем же, какой запомнился мне в день появления в колонии. Я был здорово растерян, так как грозило суровое наказание, но он сжалился надо мной и отвел к себе в дежурку.
     Парень был, что надо: высокий, сильный, стройный, с простым открытым лицом и добрыми глазами. Он меня накормил, что-то спрашивал, но я настолько был поглощен своей проблемой, что, кажется, отвечал невпопад. Парень был странным для этих мест, непривычно чистым и человечным. Я вспомнил, что не разу не замечал с его стороны какой-либо грубости или попытки несправедливого наказания. Однако с чего это он так добр ко мне? Не иначе, как положил на меня глаз? А что? Было бы неплохо! Экземплярчик-то славный! Эти, из отряда, уже начали надоедать. Как-то не вязался его интерес ко мне с его обликом. Таким подавай только девушек! Да еще и целок! Да, нет! Вот и сам предложил, чтобы я был только с ним. Неплохо будет, если все получится. Нет, на самом деле, стоит попробовать.

     9. Виктор

     Угроза на старосту подействовала, и "сероглазый" стал оживать на глазах. Через два дня он явился в дежурку совсем другим человеком: синяки и ссадины зажили, он смотрелся гораздо аккуратнее. Он быстро перекусил и выжидательно уставился на меня.
     - Я пойду пройдусь по территории. Отсюда не выходить. Ложись на топчан и спи. - Он покорно кивнул.
     Меня не было часа два. Когда я вошел, он мирно сопел на топчане у стены. А мне куда? Тоже нужно ведь поспать! Но не сгонять же его. Пришлось лечь рядом, притиснув его к стене. Он заворочался, повернулся, не открывая глаз, ко мне, закинул на меня ногу и опять провалился в глубокий сон.
     Утром я еле растолкал его к началу проверки. Он долго таращился, не понимая, где он и как тут оказался. Наконец, сообразив, виновато глянул на меня. Ведь он так и не исполнил того, за чем его звали.
     В следующее дежурство после обхода я застал его бодрствующим. Он сидел на топчане, косил на меня глазами и покорно ждал сигнала к началу процедуры. Я разделся.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

Читать также в данной категории: