Рассказ №12233

     Драма в 2-х актах /с юродством/
     /трибадия - любовь между женщинами/
     Действующие лица:
     ЛИНА - женщина 42-х лет;
     ЛИКА - женщина 33-х лет;
     ИВАН ПЕТРОВИЧ - дедушка Лики, 73-х лет;
     ЖОРА - его закадычный друг, 67-ми лет.
     1-ЫЙ А К Т.
     Перед нами внутренний интерьер хаты. Сейчас здесь темно, лишь светится шкала маленького радиоприёмника да тихо звучит музыка на какой-то радиоволне, вперемежку с текстовой информацией.
      Раздаётся стук в двери и мужской голос: "Лина, Лина!" Дверь со скрипом отворяется и появляется чёрная фигура ИВАНА ПЕТРОВИЧА.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Лина. Лина-а. Лина Владимировна. /Проходит и останавливается у порога второй комнаты, где, впрочем, есть еле заметная точечка света, в углу под потолком - это лампадка под образами. / Ангелина Владимировна, . . это я - Иван Петрович. /Проходит в глубину тьмы, / Ангелина Владимировна.
      В раскрытых дверях появляется чёрная фигура ЛИНЫ.
     ЛИНА: Кто здесь? /Пауза. / Я спрашиваю - кто здесь?!
      Раздаётся грохот и глухой звон чего-то упавшего и разбившегося вдребезги/.
     ЛИНА /испуганно кричит/: А-а-а-а!!! /Исчезает за дверями, кричит/ Иван Петр-о-вич!!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Я здесь! Я тута-а! Йитит твою мать! /Движется к двери. / Это я здесь! /Скрывается за дверями/.
     Светает. Теперь мы понимаем, что это раннее утро. Слышится смех. Входит ЛИКА, а за ней ИВАН ПЕТРОВИЧ с ведром в руке. Они смеются.
     ЛИНА: Боже, как вы меня напугали.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А я проснулся и думаю сам себе - пойду-ка я пораньше, да побужу её. . , а то ведь праздник сегодня - архаровцы колхозные могут налететь да молочко сдоить на водку.
     ЛИНА: Ха-ха, у дураков мысли сходятся! , я то же подумала и встала ни свет - ни заря.
     /Смеются/.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: От, будь ты неладный. Свет-то зажги.
     ЛИНА: Да нету свету, /щёлкает выключателем/.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А приёмник работает.
     ЛИНА: Он от батареек. У меня свеча в руках, сейчас зажгу.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А я думал, пока из дома к тебе шёл, свет дали ради праздника - спозаранку.
     ЛИНА/зажгла свечу/: А может здесь - он уже и не праздник?
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Ну что ты, . . День Победы! Что ты.
     ЛИНА: Так всё ж делим, никак не поделим: флот, язык, писателей. Так, ставьте ведро сюда, на табурет: Сейчас я быстренько солью, процежу:
      ОН ставит ведро с молоком на табурет. ОНА подставляет пустое ведро, накрывая и повязывая его марлей.
     В окошки брызнул солнечный свет. Теперь мы видим перед собой, так называемые - большие сени /или вторые/, со старыми фотографиями на стене, с печью, которая служит и перегородкой с комнатой - где мы видим икону, в левом от нас, дальнем углу. Сразу после иконы - у дальней стены: шифоньер. Впритык к нему, высокая кровать, стоящая второй спинкой, что в головах, впритык к тыльной стороне печи, /кровать с ещё не убранной постелью, после сна/, рядом с кроватью, в головах, старая этажерка из бамбука, с книгами и тетрадями. Посредине: поваленный стол с белой скатертью. В сенях, на печи
     72.
     горит свеча, на дальней стене - рукомойник/ На маленькой скамеечке стоит транзисторный приёмник. Вся хата внутри побелённая.
      ЛИНА, высокая стройная /изредка, слегка горбящаяся/ женщина, с крепкой поступью ног, одетая во всё чёрное /шерстяную кофту с длинным рукавом, юбку до щиколоток, ботинки и чёрный шерстяной платок, закрывающий её лоб, щёки и шею/, переливает молоко из одного эмалированного ведра в другое, через марлю.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ/в расстёгнутой фуфайке, сапогах и фуражке на голове, проскальзывает в комнату. . , поднимает стол и оглядывает полы вокруг себя/: Ах, ты ж, ёж колючий!
     ЛИНА: Что там? Зачем вы туда прошли?!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А с чем это баллоны были?
     ЛИНА: Какие баллоны?
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Ну, банки трёхлитровые.
     ЛИНА: С водой. Это я для сирени отстаивала. Что, разбились?
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Да. Мать честная! Надо тряпку и веник. /Собирает осколки/.
     ЛИНА: Вы осколки вон - в шлаковое ведро соберите. . , а я сама там приберу.
      ОН берёт у печи ведро и идёт собирать осколки. ОНА приносит, из первых /маленьких/ сеней, трёхлитровые стеклянные банки, снимает с ведра марлю и большой белой кружкой наливает молоко из ведра в банки, закрывая их полиэтиленовыми крышками, и ставя на печку.
     ЛИНА: Утренняя зорька выдалась на славу. Небо ясное. Погода сегодня должна быть хорошей.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Это у нас на работе был один. Ребята были у нас заядлые рыбаки. . , а он так - не интересовался. . , но выпить был большой любитель. Вот этим-то, ребята и сманили его с собой на рыбалку, для смеха. Ага. Ну и поехали в ночь. Поужинали, с этим делом, как полагается, и ко сну укладываются. . , а он видит, что ещё! осталось, какой же сон?! . А они ему говорят, - это на утренней зорьке - как полагается. Он, бедолага, всю
     ночь вскакивал и будил их. А они ему, - да спи ты, зорька ещё не началась! Ага. Просыпается он от страшного шума и мата. Они на него, - что ж ты нас не разбудил?! Зорька уже прошла! - А он со сна от солнца щурится, - Да ну её на хрен, вашу зорьку, её не поймёшь - то она ещё не началась, то она уже прошла!
      Смеются. ОН выносит во двор ведро с осколками; ОНА берёт тряпку, ведро, веник, совок, и идёт прибираться в комнату. ОН возвращается в сени, ставит ведро к печи и гасит свечу спичечным коробком, лежащим на печке.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ/заглядывая в комнатный проём/: Я принесу тебе баллоны, у меня их:
     ЛИНА: Да ладно.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А что, они всё одно мне уже не нужны.
     ЛИНА: Вы лучше налейте из оцинкованного ведра пару баллонов воды, там за дверями. Пусть отстаивается.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Есть такое дело. /Выносит из малых сеней две трёхлитровые банки и льёт в них воду из ведра. / А зачем ты её отстаиваешь?
     ЛИНА: Сирень люблю. Должна вот-вот распуститься.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Так я ж тебе про то и говорю - нашу воду-то ни к чему отстаивать.
     ЛИНА: Почему?
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: По кочану и по нарезу. Отстаивают от хлорки, а её в нашей воде нет. А вот, что я слышал, так это то, что надо сирень в горячую воду ставить, до кипения доведённую.
     ЛИНА /возвращаясь в сени, и ставя орудие уборки на место/: Я знаю, но печь из-за этого топить глупо, а кипятильник у меня маленький, да и току у нас почти не бывает, не мне вам рассказывать.
     73.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А у меня большой имеется.
     ЛИНА: Что7
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Кипятильник.
     ЛИНА: А-а /пошла с ведром и тряпкой во двор/.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ /ей вслед/: Могу принести. Дадут же свет хоть к вечеру-то. /Про себя/ йитит иху мать!
     ЛИНА/возвращаясь, весело кричит и хлопает в ладоши/: А-а-а-а!!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Что?? !
     ЛИНА: Сирень распустилась!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ/шутя/: Та ты с ума сошла.
     ЛИНА: Да-а!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Ну, пропало дело.
     ЛИНА: Та-ак, сейчас застелим свежую белую скатерть, /моет руки под рукомойником/:
     ИВАН ПЕТРОВИЧ/напевает/: "Скатерть белая залита вином, все цыгане спят непробудным сном:"
     ЛИНА/подхватывая песню, идёт в комнату/: "Лишь один не спит - пьёт шампанское, за любовь свою - за цыганскую! . . /Теперь она заправляет постель/.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А что ты всё в чёрном ходишь? Бабка Дуся уж год как померла, . . ещё в том апреле.
     ЛИНА: Можно подумать, я по бабке траур ношу. Я же не мужа схоронила, чтобы траур носить.
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: А кстати, замужем-то ты была или есть, . . всё никак тебя не спрошу?
     ЛИНА/весело/: У меня же два сына, Иван Петрович!
     ИВАН ПЕТРОВИЧ: Та знаю. Хотя-а, не точно. Раньше, к бабке Дусе, на лето, приезжали разные внуки да правнуки: А какие, чьи: У неё ж - у старой - ничего не дознаешься - молчить да ворчить. Казачура ещё та.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]

Читать также: